На диком бреге
Шрифт:
Рыбак, сидевший у его ног, не обернулся, он только повел удилищем и снова застыл в каменной неподвижности, в которой угадывалась, однако, охотничья настороженность.
— Ну и реки у вас тут, дядя, — продолжал инженер. — И сколько же дней эта петрушка займет?
Рыбак подсек. Рыба размером с ладонь затрепетала на конце лески. Бородач взял удочку под мышку, неторопливо поймал трепещущую рыбу, отцепил ее и, наклонившись, пустил в клубящийся поток.
— Зачем? — не вытерпел инженер.
— Пусть подрастет, — ответил рыбак. Обернулся,
Затем бородач надел на крючок козявку, поплевал на нее и забросил удилище за кромку пены. Но инженер успел заметить, что голубые глаза собеседника мутноваты, набрякшие веки красны, что большие руки его дрожат и что от него несет водкой. «Свалится еще в поток, завертит его, и поминай как звали».
— А между прочим, гражданин, ловить здесь рыбу запрещено, — не очень уверенно произнес Бершадский.
— Кем? По какому закону? — Бородач даже не повернулся. — Любительское ужение удочкой разрешается всюду, как в проточных, так и непроточных водоемах, за исключением заповедников, установленных решением местных Советов. Вот что говорит закон, молодой человек. — И, вытащив удилище, он как ни в чем не бывало стал неторопливо менять наживку.
Молодой человек! Это было ужа слишком.
— Послушайте, гражданин! Я инженер, я прораб этого участка. Я приказываю вам немедленно уходить с дамбы. Понимаете? Здесь идут важные работы. — Рыбак даже не оглянулся. Бершадский вспылил. — Уходите немедленно, или я прикажу охране…
— Это вон той даме, что ли? — спросил бородач, поведя головой в сторону вагончика, на ступеньках которого сидела пожилая женщина с каким-то шитьем. Возле нее, в сторонке, присло-ненная к стене, стояла берданка. — Это вы ей прикажете меня гнать? Ну, что же, поглядим. Любопытно.
Теперь рыбак стоял рядом с инженером и глядел на него с высоты своего роста. И пока Марк Бершадский подбирал в уме фразу похлестче, чтобы осадить бородатого нахала, тот вдруг спокойно и даже с каким-то кротким снисхождением в голосе спросил:
— Вы скажите-ка лучше, как вы реку перекрывать думаете? Неужели пионерным способом? Так это же сколько времени уйдет! Да и не перекроешь Онь пионерным. Вон она какая!
Он спросил это так просто, деловито, обыденно, что Бершадскому не показалось даже странным, откуда этому бородачу известны тон-юсти гидротехнического дела.
— Ну зачем же пионерным, — снисходительно сказал он. — Еще метров двадцать потя-ш дамбу, а там банкетный мост.
— С кессонами ставить собираетесь?
— Ну, а как же еще?
— Кессоны… А вы прикинули, как она пойдет, работа в кессонах, на такой глубине. Два часа спускаются, два работают, два поднимаются… Двухчасовой рабочий день.
— Все это я и сам знаю, но другого-то выхода техника пока не знает, — ответил Берщадский, сам не понимая, почему человек, от которого несло рыбой, потом и водочным перегаром, внушает ему невольное уважение.
— Техника-то знает, а вот вы, к сожалению, не знаете, — сказал бородач, присаживаясь на большой камень и указывая место возле себя. Бершадский сел. — Листок бумаги и карандаш в вашей полевой сумке есть? — Инженер достал, ученическую тетрадку, самописку и протянул собеседнику. И хотя руки у того заметно дрожали, он стал уверенно и точно набрасывать, техническую схему…
— Макароныча к телефону! — закричали из вагончика.,
— Марк Аронович, разве не слышите? Вас, — повторила девушка с флажком, с помощью которого она командовала шоферами, подвозившими грунт.
— Макароныч — это. вы же, наверное, — сказал, не отрывая глаз от схемы, бородач. — Чего же не отвечаете?
— Моя фамилия Бершадский. Инженер Марк Аронович Бершадский, — как можно солиднее рекомендовался прораб и, сложив ладони рупором, крикнул в сторону вагончика: — Меня нет, я поехал в управление, вернусь через полчаса.
— Макароныч, изобретут же, — усмешливо продолжал бородач, и инженер, с нетерпением заглядывавший ему через плечо, пропустил это за-иечание. — Кессоны не лучший выход. Когда в Старосибирске строили мост, сколько времени ушло? Ну? И вы с кессонами поспеете, как говорят здешние люди, к морковкину заговению…
— Я, признаюсь, вот только сейчас об этом думал. Но выход…
— А выход… — Незнакомец вырвал из тетради лист и показал схему. — Выход вот, смотрите: ставите на мертвый якорь баржи или плоты. С них в воду опускаете бетонные трубы, можно сваренные или на болтах. Диаметр метр.
Опускаете до дна. — Бородач, показывая схему, говорил все это уверенным тоном, каким читает лекцию профессор, убежденный, что его слушают со вниманием. — Вот здесь сильные вибраторы — два или три. Они синхронны, с помощью их трубы загоняются в грунт до скалы. Потом вниз опускается сверло, высверливает диабаз. Туда льют бетон. Вот вам бетонная колонна-опора, никаких кессонов, никаких ряжей. Ну?
Все было ясно, просто. Настолько просто, что Бершадский даже поразился, как ему самому все это раньше не пришло в голову. Грандиозное предложение. Миллионы! А главное, время! Время!
— Законно! — Этим словечком, пришедшим вдруг из школьного лексикона, инженер выразил предел восхищения и удивления.
— Макароныча опять к телефону.
— Марк Аронович! Ну что же, опять не слышите! — крикнула девушка с флажком.
— Всех к чертям собачьим! — откликнулся инженер, сложив руки рупором. — Я вас слушаю, слушаю. — Стоя возле бородача, он с нетерпением переступал с ноги на ногу.