На этот раз — это точно конец
Шрифт:
— А, значит, все-таки видела мой звонок!
— Я спала, у меня был сложный день.
— Ладно, не оправдывайся. Прежде чем обсудить предстоящую встречу, я хотел бы расставить все по местам. Что касается папок с фото на летучке — я к этому не имею никакого отношения, а дальше твое дело, верить или нет.
Его голос звучал убедительно, и я почувствовала, что мне очень хочется ему верить.
«Правда написана на наших лицах!» — так утверждают психологи-нейролингвисты. Начитавшись разных статей на эту тему, я иногда пыталась применить полученные знания и определить, кто есть кто среди многочисленных клиентов компании Богуславского…
И вот теперь мне ужасно захотелось рассмотреть лицо Ивана-дурака и узнать, врет он или говорит правду. Я встретила совершенно спокойный открытый взгляд, значит, он внимательно слушает и воспринимает информацию, губы не подрагивают и не поджаты — уверенность в сказанном.
— Изучаешь меня? Ну и какие выводы, я сказал правду?
Меня охватил внутренний жар: «Видит меня насквозь».
— Даже и не думала, просто ждала, когда вы начнете рассказывать о предстоящей встрече.
— Ок. Буду краток: в среду утренним рейсом вылетаем в Сочи, пробудем там два дня. Клиент сложный и успешный, соблюдает конфиденциальность, встречается исключительно на своей территории. У меня уже есть предварительные договоренности, необходимо перенести все на бумагу, а если быть точнее, подписать долгосрочный договор.
Пауза. Сижу и лихорадочно думаю, под каким предлогом отказаться…
— Иван Сергеевич, не совсем поняла, я вам на этой встрече зачем?
— Когда договор будет подписан, я передам клиента вашему отделу, и будет разумно, если вы с ним познакомитесь сейчас и обсудите дальнейшее сотрудничество.
Иван неожиданно перешел на «вы», я поняла, что беседа подходит к концу.
— Собственно, это все, о чем я хотел сказать. Да, зайдите в бухгалтерию, получите суточные, билеты на самолет я уже купил.
Дудин встал и вышел. Меня буквально окатило его внезапной холодностью. Я сидела в растерянности и с появившимся чувством страха о предстоящей поездке.
«Надо собраться с мыслями и приступить к работе».
Но работать никак не получалось, мысли просто скакали в моей голове. Зазвонил внутренний телефон. Я сняла трубку. Это был Богуславский.
— Слушаю вас, Феликс Александрович.
— Маш, у меня предложение, пойдем пообедаем?
Обедать я не хотела, но отказать Феликсу не могла.
— Да, конечно, с удовольствием.
— Зайду за тобой в двенадцать.
Я положила трубку и наконец погрузилась в работу.
Через час Феликс заглянул в кабинет.
— Маш, готова?
— Вы же предупредили, что в двенадцать, осталось выключить компьютер.
Мы вышли в коридор и лоб в лоб столкнулись с Дудиным.
— Феликс, ты надолго? Надо порешать некоторые вопросы перед поездкой.
— Через два часа будем на месте.
— Будем? — удивленно переспросил Иван.
— Да, нам с Марией нужно отлучиться по делам.
Я стояла на ватных ногах и мечтала об одном — как можно скорее покинуть офис.
Иван-дурак окинул нас каким-то странным взглядом, но промолчал.
Услышав разговор в коридоре, Эллочка вышла из приемной с чайником в руках.
— Иван Сергеевич, вы просили чай.
— Чай просил, чайник нет, — произнес Дудин и направился в свой кабинет.
Эллочка вульгарно вильнула подобием бедер, оставшимся от бесконечных диет, и заторопилась следом.
Сев в машину, Феликс спросил:
— Маша, какую кухню предпочитаешь, европейскую или азиатскую?
— Вкусную.
— Принято.
Уже сидя в ресторане, я поняла, что Феликс истинный ценитель кавказской кухни, впрочем, как и я. Уютная обстановка, запах свежеиспеченных лепешек и настоящий харчо, что еще надо для хорошего настроения в понедельник!
Глава 21
«Леля, дорогая моя Лелька! Не было дня, чтобы я не любил тебя; не было ночи, чтобы я мысленно не держал тебя в своих объятиях. Я ненавижу себя за глупую гордость и амбиции, которые не позволили мне найти тебя…и потерять навсегда брата! Прощай, моя любовь…»
Я закончила чтение письма, на конверте которого было написано два слова: Илье Воротынскому. В наступившей тишине стали слышны Ларискины всхлипывания, по ее щекам текли тоненькие ручейки французской туши.
— Надо же, какая любовь, до гроба! — продолжая всхлипывать, сказала она. — Настоящая лебединая верность, как в песне: «Потеряв подругу верную, он стал одинок…»
Мы сидели на кухне, в чашках давно остыл кофе. Шумахер был внешне спокоен, но по его глазам было видно, как он потрясен услышанным.
После работы я забежала в частную пекарню и купила любимый Ларискин торт «Мишка» к предстоящей встрече у меня дома. Накрыла стол, расставила чашки для кофе и достала из шкафа письма. Одно из них было написано для Ильи.
Ромка сегодня был молчалив. Я подошла к клетке:
— Ромка, дурашка, ты не заболел? Или тебе просто жарко?
Он лениво приоткрыл наполовину один глаз, словно подмигивая мне, и, чеканя слог, произнес:
— Иван-дурак! Ромка — птица сообразительная!
Я рассмеялась и, подлив Ромке водички, подумала, что впервые за долгое время не почувствовала ненависти к Ивану. Это меня насторожило.
Мои мысли прервал дверной звонок. Едва успев открыть дверь, я попала в объятия подруги.
— Ой, Светелкина, как же я соскучилась! Я не видела тебя целый день! Нам тебе надо столько рассказать. Правда, Илья?
— Не без этого, — ответил Шумахер.
— Проходите на кухню, — пригласила я ребят. — Ларис, я купила «Мишку» и сварю нам кофе.