На Фонтанке водку пил… (сборник)
Шрифт:
— Наташа, неужели вам нравится Х? Что вы в нем нашли?.. Бросьте его, вы достойны лучшей участи!..
И хотя, по мнению автора, это была сущая правда, Наташа продолжала дружить с мистером Х и другими молодыми артистами, которые мечтали перевести свои отношения с ней в другую плоскость.
А сколько слез она пролила, слушая о себе глупые и досужие байки!..
Красивым женщинам в театре живется непросто…
Наконец погрузка закончилась, и артист Миша Данилов, Наташин однофамилец, сделал коллективный снимок. Во дворе «Сателлита» на фоне забора и грузового трейлера в четыре ряда стоят,
26 сентября 1983 года в 9 часов 20 минут утра гастрольная труппа на двух автобусах отчалила от любезного «Сателлита». Товстоногов как генерал двинулся впереди на отдельном японском лимузине, марка которого испарилась из необразованной памяти автора.
На выезде из Токио зеркальное шоссе сопровождали высокие стены, берегущие то ли от ветра, то ли от звука. Затем пошли эстакадные взлеты и падения, на взлетах призывно открывались урбанистические картины вероятного и для нас будущего. Потом стали возникать равнинные отрезки, тяготеющие к мирному пастбищному романтизму…
Розенцвейг сидел у окна в седьмом ряду и выглядел отрешенно, но никому или почти никому померещиться не могло, чем была полна его волшебная голова; он пристально вглядывался в дорогу. «Золотко мое, — пели мощные моторы, — уточка моя!..» На пологую горку зелеными уступами поднималось беспечное кладбище. Белая мельница двигалась навстречу, лениво крутя белым пропеллером и напоминая спортивный самолет. Белая башенка вышагивала из-за стен изящного замка, чтобы завлечь в курортный район. Вадим Медведев всю дорогу развлекал переводчицу Маргариту, и у него получалось слишком откровенно. Эта мужская самоуверенность казалась Сене особенно утомительной именно теперь, когда автобусные моторы сами ладили широкую оркестровую партитуру его «Первой японской симфонии»…
— Вадим, оставь Маргариту в покое, — белым голосом на весь салон призвала мужа Валентина Ковель, — ты для нее слишком стар.
— Валя, если ты еще раз сделаешь мне замечание, я тебя публично пошлю… Предупреждаю!..
Сеня удивился: шутят они или нет?.. И тотчас на японской обочине склубился его собственный семейный очаг со чады и домочадцы и, вспыхнув трескучими искрами, скрылся за поворотом… «Шесть татами… шесть татами… Ай-ай-ай-ай-ай!.. Едем, едем к Фудзияме… Ай-ай-ай-ай-ай…»
На каждой из трех остановок расточители ели сосиски с поджаренной картошкой, пили пиво и кофе в шикарных дорожных заведениях, а бережливые открывали термосы и жевали постылые бутерброды.
«За что мне такая радость в эти годы?» — думал композитор Р., лелея во рту маленькое пирожное. И снова в окне мелькали бамбуковые рощи и японские кипарисы, снова возникали на горизонте туманные контуры гор, а в счастливой голове плескались скрипичные волны непобедимой мелодии…
2
—
Может быть, автору не следовало задавать столь прямого вопроса, но он уже прозвучал, и теперь некуда было деваться, как только слушать ее монолог, вникая в судьбу еще одной отщепенки и понимая, что на оставленной родине могут думать об этом иначе. Наташа говорила не задумываясь, как будто давно готовила ответ, и Р. позавидовал трезвости ее мысли. В отличие от него она с собой не спорила, и ей не мешали незримые оппоненты.
«Есть только два ухода, — думал Р. — Один — в незнакомую жизнь, другой — в смерть, но оба связаны с неизвестностью и требуют правды и силы. Рано или поздно это предстоит всем, и каждый уход похож на выпускной экзамен: там, за чертой, — свобода…»
В автобусе ее снова поздравляли и предлагали саке, а Наташа опять врубала «Three days», и Анни Ленокс находила все новые краски. Беззвучно работал мощный «кондишн», и Наташа отчаянно простудилась в дороге, а в «Истории лошади», куда ее ввели молодой кобылкой, нужно было хорошо петь под требовательным взглядом нашего Маэстро.
Кавалькада подошла к парадному причалу «Hotel Osaka Grand» в 18 часов 50 минут, изучив все повороты, капризы и прогибы могучего хайвея Токио — Осака за девять с половиной часов.
Расселение прошло безболезненно, так как на погонах отеля было на две, а то и на три звезды больше, чем у «Сателлита». Лидеров поместили в шестом этаже, и Сене достался дивный номер под цифрой 621, а артиста Р., помня его токийскую эскападу, приподняли на этаж выше…
Пока чемоданы вносили в холл и шла раздача ключей, к Олегу Басилашвили незаметно подплыл заместитель нашего продюсера и сказал:
— Дорогой Орег Варерьянович! Я знаю, у васе сегодня с днем рождения, приграшаю васе в ресторан!..
Заместитель был подшофе, а рядом стоял Миша Волков.
— Спасибо, — сказал Олег, — вот у моего товарища Михаила Давидовича тоже день рождения!.. Мы родились в один день.
Поддатый заместитель повернулся к Мише:
— Михаил Давидович, поздравляю васе и приграшаю тозе в ресторан!..
Читателю может показаться, что неуклюжий автор выдумывает бесконечные и совпадающие с японскими гастролями дни рождения для собственного удобства и украшения бедного сюжета. Но это — не более чем случайная правда, возьмите «Театральную энциклопедию» и убедитесь. И хотя на эти страницы выходит далеко не вся подноготная героев, и далеко не все детали общежития предаются праздной огласке, как отказать себе и читателю в утешительных радостях календарно узаконенных застолий?..
Имя заместителя нашего продюсера, к сожалению, забылось, но щедрость его была оценена, и, не привлекая к себе коллективного внимания, советско-японское трио вошло под сень ресторанных пальм.
Мгновенный официант раскрыл перед ними туманные карты.
— Что вы хотите? — спросил Олега кутящий заместитель, а Олег с той же щедростью переадресовал вопрос Мише. И тут, вспомнив актерскую молодость и киевский ТЮЗ, Волков с некоторым вызовом сказал:
— Хочу котлету по-киевски!..