На главном направлении(Повести и очерки)
Шрифт:
Там, за перегородкой, сделанной из шпал, лежал командир полка. К нему то и дело прибегали с докладами штабные офицеры, связные, наблюдатели или просто стрелки из рот. Зуммер телефона гудел беспокойно, как майский жук, посаженный в коробку.
— Так… Благодарю. Передайте вашему батальону привет от командующего. Патроны в первую очередь пулеметчикам.
Косте казалось, что он видит большое бледное лицо Титова, на котором после каждого звонка расправляются глубокие морщины и поднимаются поседевшие здесь, в Сталинграде, густые
В соседнем отсеке, где лежал командир полка, шел какой-то крупный разговор. Прислушиваясь, Костя сунул руку под матрац и улыбнулся. молодцы разведчики, они тайком от врача принесли сюда чертежи. Вон какие листы, пересохли, хрустят… Только надо выспросить у Александра Ивановича, где рация. Теперь-то я найду причину. Перечитаю все книжки, сличу с чертежами и найду. Ох, какая сложная эта радиотехника! Придется кое-что спросить у радистов.
И Костя углубился в чтение.
— Вот он где! Это безобразие, самовольство! — послышался голос врача, вошедшего в соседний отсек.
— В чем дело, доктор? — спросил его Титов.
Врач шумно передохнул.
— Надо перевязку делать, а он ушел… Ну что вы, сержант, улыбаетесь?.. Температура к тридцати девяти, а он улыбается! Запру в изолятор, так и знайте.
— Температура к празднику подпрыгнула, и завтра спадет, — послышался голос Александра Ивановича.
— А шов разойдется, тогда что?
— Что ж ему расходиться, когда скоро в наступление пойдем, — покашливая, ответил Александр Иванович.
Костя улыбнулся, ему понравился такой ответ учителя.
«Правильно, Александр Иванович, правильно. Я тоже чувствую себя хорошо — завтра же могу подняться».
— Вот и поговорите с ним! Строгий режим — и больше никаких разговоров. В этом деле мне обязаны подчиняться все! — раздраженно выпалил врач.
— Ладно, доктор, сержант Фомин непременно выполнит ваш приказ. Мы его накажем. Перенесите его койку сюда, в изолятор, — посоветовал Титов.
«Вот хорошо, Александр Иванович ко мне перейдет, и тут я у него помаленьку начну расспрашивать». Костя с головой укрылся одеялом: врач мог заглянуть сюда и отобрать чертежи или поднять шум.
Но врач, успокоившись, стал подробно докладывать командиру полка о здоровье каких-то Вани, Пети и девочки, имя которой Костя не смог уловить.
— Дети чувствуют себя хорошо, а вас надо лечить. Почему вы приказали отнести все ценные продукты в трансформаторную? Часть надо в санроту, ведь ваше здоровье тоже следует подкреплять.
— Нет, доктор, нет. Мы получим завтра, а детям надо в первую очередь. Несите все в трансформаторную…
«Что же делается в трансформаторной? — удивился Костя. — Неужели там в самом деле живут ребята?»
Вскоре Костя почувствовал, что кто-то бережно поднимает одеяло с головы и поправляет подушку. Чем-то родным, знакомым пахнуло ему в лицо. Он открыл глаза.
— С добрым утром, Костя.
— Александр Иванович! — Костя вскочил, обхватил учителя за шею, прижался и, чуть не плача от счастья, проговорил: — Простите меня, Александр Иванович, простите!
— Поздравляю тебя, дорогой, с праздником.
На другой день Костя уговорил врача отпустить его в трансформаторную.
Скрипнула окованная железом дверь. Костя переступил порог и не поверил своим глазам: в трансформаторной были ребята. Лиза познакомила его в первую очередь с тоненькой узкоглазой девочкой, которую звали Гира, затем с черноволосым вихрастым мальчиком Петей, которому было лет одиннадцать.
Сначала ему показалось, что эти малыши ничего не понимают, но вот заговорила Гира, и ему стало ясно — они почти все знают: знают, что наши скоро соединятся с главными силами, а те фашисты, что вышли к Волге, будут взяты в плен и их заставят строить новую школу.
— Теперь тут стало хорошо. Фашисты совсем притихли, — важно добавил Петя.
Поговорив с новыми друзьями, Костя заглянул за щит, где стояла печь, сделанная из железной бочки. Она отделяла «прихожую» от «общежития». В печке трещал огонь. Красные, желтые, синие языки ласкались возле отверстий, щекотали стенки и, казалось, заставляли улыбаться печку. От нее веяло теплом и приятным запахом домашней кухни, отчего в трансформаторной было сухо, тепло и уютно.
— У нас тут всегда так, — похвалилась Лиза, — каждый вечер к нам приходят греться бойцы и командиры. Сушатся, отдыхают, как дома.
Возле печки с кочергой в руке стоял рыжий круглолицый парнишка. Он даже не вышел знакомиться к Костей. Это был Ваня. Тот самый Ваня, что втайне от Пети и Гиры строил для фашистов ловушку. Но ничего не получилось, и он, вспомнив приглашение Лизы, пришел в трансформаторную сам.
— Дежурный? — спросил его Костя.
— Так точно, — ответил Ваня, — в наряде.
— Нет, это он наказание отбывает, — пояснила Лиза. — Вчера…
— Помолчи, сам объясню, — перебил круглолицый, — Тут бывает холодно. Все равно кому-то надо стоять с кочергой. Но я тоже занимаюсь, — он показал на исчерченный бок печки.
«Смотри, задачи решает!» — удивился Костя и хотел спросить, в какой школе он учился до войны, но в это время круглолицый забарабанил кочергой по печке и закричал:
— По ме-стам! — И, повернувшись к Косте, пояснил: — Перерыв кончился.
На стене висели ходики, и дневальный обязан был внимательно следить за распорядком.
— Что же вы делаете? — спросил Костя у Лизы.
— Занимаемся, задачи решаем, читаем. Вон даже расписание есть.
Костя посмотрел расписание и улыбнулся. «Игра, а не учеба. Все это не то. Эх, вы, надо делом заниматься… Но уж раз Александр Иванович просил, значит, нужно поддержать компанию». И, присев к столу, поинтересовался, какие они решают задачи, помог Гире, затем Пете, потом забылся и начал пояснять «малышам» все по порядку.