На горах (Книга 1, часть 2)
Шрифт:
Перенюхал Морковников и розовое мыло, и бергамотовое, и гвоздичное, и миндальное, а в глыбу белого ядра пальцем ткнул, попробовал, насколько крепко плотно сварено.
– Не такого мне надо...- сказал.- Покажь ты мне, князь, самого простого.
– Желта мыла хочешь? Вот желта мыла, гляди, говорил татарин, подводя его к простому мылу.
– Не этого, а того, что из рыбьего жира. Тюлень... Знаешь, тюлень?
Мотнул татарин головой, сказал, что нет у него такого нехорошего мыла, и, отвернувшись, не стал больше разговаривать с Васильем Петровичем.
Нашел, наконец, Морковников такое мыло,
Идет навстречу в потертой синей сибирке молодой парень, плотный, высокий, здоровый, с красным лицом и подслеповатыми глазами. Несет баклагу со сбитнем, а сам резким голосом покрикивает:
– Эй, сбитень горячий, медовый, самый горячий, с гвоздичкой, с коричкой, с лимонной корочкой! Сбитень горячий - пьют его подьячи, сбитень-сбитенёк - пьет его щеголек, пьет-попивает, сам похваливает... Наливать, что ли-с?
– Налей стакашек от нечего делать,- молвил сбитенщику Василий Петрович.
Хоть сейчас он в два приема не одну дюжину чашек чаю опростал, но принялся прихлебывать горячий сбитень, чтобы только чем-нибудь время убить. Потом подошел к горам арбузов, наваленных на разостланные по мостовой рогожки. Тоже от нечего делать стал арбузы выбирать, перерыл едва не все кучи, каждый арбуз и на ладонях-то подбрасывал, и жал изо всей силы руками, и прикладывал к нему ухо, слушая, каково трещит, а когда торговаться зачал, так продавец хоть бы бежать от такого покупателя. Купил-таки Василий Петрович пару арбузов и отправился с ними в гостиницу... Одиннадцать было, и сказали ему, что Меркулов за чаем сидит...
Очень обрадовался тому Василий Петрович и тотчас пошел к нему. У Меркулова сидел Веденеев. Досадно было это Морковникову - при стороннем человеке как-то неловко было ему дела по тюленю кончать, но не вон же идти - остался.
– Ходил на Гребновску,- начал Василий Петрович, отирая синим бумажным платком раскрасневшееся и вспотелое лицо.- Со вчерашнего, слышь, только дня торговля у них маленько зашевелилась. Про цены спрашивал - сказали, по два рубля по сороку продают.
– По два рубля по сороку?
– с улыбкой спросил Меркулов, переглядываясь с Дмитрием Петровичем.- Неужели только, Василий Петрович?
– По два рубля по сороку,- нимало не смущаясь, повторил Морковников.-Все, почитай, караваны обошел - везде в одно слово: два рубля сорок.На то рассчитывал Морковников, что Меркулову не от кого еще было настоящих цен узнать.
– А я полагал, Василий Петрович, что цены-то маленько повыше,-- сказал Меркулов.- Неужли в самом деле только два рубля сорок копеек?..
– Врать, что ли, стану? Говорят тебе, все караваны обошел,- отвечал Морковников.
Не ответил ни слова Меркулов и о чем-то постороннем спросил Веденеева. Маленько обождав, молвил Василий Петрович:
– По вечорошнему уговору, надо, значит, с меня по два рубля по шестнадцати копеек получать. Бери задаток!.. Останные тотчас, как только у маклера покончим...
– Зачем торопиться,
– Теперь бы лучше решить. По рукам бы и шабаш,- заметил Морковников.
– Нет уж, лучше подождем денька-то три,- молвил Никита Федорыч.- Дело ведь не убежит, а я меж тем на Гребновской и сам побываю.
– Напрасно,- с недовольным видом сказал Морковников.- Право, напрасно. Лучше бы теперь покончить. Я бы, пожалуй, все деньги сейчас же на стол положил.
– Дня через три все покончим. Потерпите немножко,- стоял на своем Никита Федорыч.
А это как же у нас будет?
– спросил Морковников.- Вечор уговорились мы по той цене продать, какая будет сегодня стоять... Так али нет?
– Так,- подтвердил Меркулов. А ежели через три-то дня цены поднимутся? спросил Морковников.
– Не отрекусь от слова, по уговору отдам, по той цене, что сегодня будет,ответил Меркулов.- Мы вот как сделаем, Василий Петрович. Ужо часа в три будьте дома, я зайду за вами и вместе поедем на биржу. Там узнаем настоящую цену, там, пожалуй, и условие напишем.
– Напрасно,-- вздохнувши, молвил Морковников.- Теперь бы не в пример лучше было покончить... Ей-богу!.. Ну, а ежели к трем-то часам цены поднимутся?..
– По биржевой цене решим - так везде водится, сказал Меркулов.
– Это уж будет маленько обидно... Вы уж сделайте такую милость, из двух рублей из сорока копеек расчетец со мной учините.
– Послушайте, Василий Петрович, вы ведь знаете, что цена на тюленя каждый день поднимается?
– сказал Меркулов.
– Потому и прошу,- ответил Морковников.- А тебе еще на три дня вздумалось откладывать. Ну как в три-то дня до трех рублей добежит?.. Тогда уж мне больно накладно будет, Никита Федорыч. Я был в надежде на твое слово... Больше всякого векселя верю ему. Так уж и ты не обидь меня. Всего бы лучше сейчас же по рукам из двух рублей сорока... Условийцо бы написали, маклерская отсель недалече, и было б у нас с тобой дело в шляпе...
– Нет, мы вот как сделаем,- с места вставая, решительно молвил Меркулов.На бирже по вчерашней цене расчет сделаем. Согласны?
Делать было нечего. Извернуться Морковникову уж никак нельзя. Замолчал он и в досаде, глухо, сквозь зубы промолвил:
– Ладно.
– Так я в исходе третьего буду вас ждать,- сказал Никита Федорыч.
– Ладно... Будем,- отвечал Морковников и, сумрачный, тихо пошел вон из номера.
– Ловчак же у тебя этот Василий Петрович!.. Провор! (Ловчак и провор ловкий, расторопный, а также и плут. ) - молвил Веденеев по уходе Морковникова.- Где это ты этакого выкопал?
– От Василя на пароходе вместе бежали,- ответил Меркулов...- От скуки разговорились; он мыловарню заводит, ну и стал у меня тюленя торговать...
– А ты сейчас и расщедрился. Не говоря худого слова, тотчас ему десять процентов и спустил!
– с усмешкой молвил Дмитрий Петрович.
– Побыть бы тебе в моей шкуре, так не стал бы подшучивать,- сказал на то Меркулов.- Пишут: нет никаких цен, весь товар хоть в воду кидай... Посоветоваться не с кем... Тут не то что гривну, полтину с рубля спустишь, только хоть бы малость какую выручить... Однако ж мне пора... Где сегодня свидимся?