На горящем самолете
Шрифт:
Как и договорились, Руфа и ее подруги Катя Рябова и Надя Комогорцева сразу по приезде обратились в военкомат с просьбой отправить их на фронт. Там обещали, что, когда понадобится, их вызовут. И девушки ждали. Впрочем, не ждали, а усиленно готовились, совершенствовались в стрельбе, занимались в школе медсестер.
Однажды, придя в университет, Руфа узнала от подруг о том, что ЦК комсомола объявил набор девушек комсомолок в авиационную часть. Снова Руфа услышала имя Марины Расковой, известной летчицы, Героя Советского Союза. Всего года три назад это имя стало известно всей
– Катя, ведь мы не умеем летать...
– А разве там только летчики? Нужны люди и на земле...
– Я бы пошла кем угодно!
– Мы же стрелять умеем. А стрелки, наверное, тоже нужны...
На следующий день Руфа спешила по московским улицам, обгоняя прохожих. В кармане у нее лежала рекомендация от бюро комсомола университета. Теперь все зависело от нее самой – добьется ли она, докажет ли, что ее место на фронте...
Было сухое октябрьское утро. Стояла золотая осень. Пожелтевшие листья еще прочно держались на деревьях, светило солнце, но воздух был по-осеннему холодным. Руфа старалась вообразить, как встретится она с Расковой. Ей представлялась красивая женщина в шлеме, которая улыбалась со страниц газет ясной, открытой улыбкой.
У входа в серое массивное здание на углу Маросейки, где помещался ЦК комсомола, Руфа задержалась. Перед ней, весело переговариваясь, шли девушки в военной форме. В пилотках, подтянутые, туго подпоясанные ремнями. По голубым петлицам она поняла – летчицы. Их, конечно, там ждут. Руфа оглядела себя: синие матерчатые тапочки на резиновой подошве, старое перелицованное пальто... Да ничего! Выпрямившись, она решительно потянула на себя дверь...
В переполненном коридоре второго этажа десятки девушек стояли группами, сидели на подоконниках, возбужденно переговаривались. Все поглядывали на тяжелую дубовую дверь, за которой заседала отборочная комиссия.
Здесь Руфа встретила Катю и Надю и других студенток со своего факультета. В центре университетской группы стояла Ирина Ракобольская, высокая энергичная девушка, которую Руфа много раз видела в бюро комсомола университета. Она охотно и уверенно отвечала на вопросы, отвечала весело и так, будто все знала, и от нее зависело, как поступит комиссия в том или ином случае. На самом же деле знала она не больше других, а шутливо-уверенный тон нужен был ей только для того чтобы успокоить девушек, иным из которых мелочи казались серьезными проблемами.
Дуся Пасько, темненькая миниатюрная девушка, самая маленькая ростом, встревожено спрашивала:
– А на рост очень обращают внимание?
– Я думаю, что и по твоему росту найдется работа, – отвечала Ирина. – Тебе поручат осмотр шасси...
Дуся смеялась вместе со всеми и ненадолго успокаивалась.
– У меня всегда не очень получалось с физкультурой. А ведь это важно, – полувопросительно-полузадумчиво говорила Женя Руднева, глядя на Ирину большими серьезными глазами.
– Ничего,
Руфу не тревожили подобные вопросы. Она была хорошей спортсменкой, крепкой и закаленной. Но все-таки она волновалась. Потому что ей очень хотелось попасть в армию, потому что сейчас должна была решиться ее судьба.
Дождавшись своей очереди, Руфа вошла. Среди незнакомых женщин в военной форме она сразу угадала Раскову по Золотой Звезде на груди. Раскова была в темной гимнастерке, на гладких волосах, собранных в пучок, – синий берет. Подняв голову от бумаг, Раскова внимательно взглянула на Руфу. Нет, она не улыбалась той ясной и открытой улыбкой, какая запомнилась Руфе по газетам. Взгляд ее был серьезным, но в то же время дружелюбным и ободряющим.
– Фамилия?
– Гашева.
Руфа протянула рекомендацию. Раскова улыбнулась.
– Тоже из университета?
– Да.
– Как со здоровьем?
– Все хорошо.
Руфу спросили, на каком курсе она учится, москвичка ли она, занимается ли спортом. Узнав, что Руфа хорошо стреляет, изучила пулемет, Раскова обрадовано сказала:
– Ну, вот и отлично! Запишем вас в группу вооруженцев. Не возражаете?
Руфа быстра кивнула. Она не имела понятия, что такое «вооруженец», на это было неважно. Главное, ее куда-то запишут! Берут!
– Завтра пройдете медицинскую комиссию, – сказала одна из помощниц Расковой и по-военному распорядилась: – Можете идти.
Перед тем как явиться на сборный пункт, Руфа должна была сообщить обо всем маме. Дома, кроме брата Коли, никого не оставалось: отчим находился в командировке, младший брат Борька у тети Гути, маминой сестры, а мать лечилась в санатории. Руфе не хотелось расстраивать больную маму, она долго думала, как же ей поступить, – и придумала. Вечером села писать письма. Написала сразу около десятка писем и отвезла тете, которая жила за городом.
– Тетя, – сказала она, – я ухожу в армию. Это для мамы. Там я написала, что меня посылают в школу пулеметчиков, где я должна обучать стрельбе тех, кто уходит на фронт. Пусть мама не волнуется...
– А где ты будешь на самом деле? – спросила тетя с тревогой.
– Я еще не знаю точно. Ничего не знаю. Напишу вам. А вы пока посылайте маме по письму раз в неделю. Можно и чаще...
– Хорошо, хорошо, девочка, ты только береги себя.
Тетя заплакала. Она плакала молча и сквозь слезы что-то шептала, но отговаривать Руфу не пыталась, зная, что это все равно не поможет: если девочка так решила, то ничто ее не остановит.
– Не плачьте, тетя. Я буду вам писать. Обязательно. Вот только Колю и Борьку...
– Не волнуйся. Я посмотрю за ними. Все будет хорошо...
Сборный пункт находился в здании академии имени Жуковского. Сюда в течение двух недель съезжались женщины-авиаторы из разных городов страны. Здесь собралась большая группа квалифицированных летчиц и техников, а также совсем еще не обученных девушек-комсомолок – студенток и работниц московских предприятий, которые впоследствии стали штурманами и вооруженцами.