На грани анархии
Шрифт:
— Я рад, что она это сделала, сынок. Мир — он не такой, как мне хотелось бы. Я не могу защитить тебя от всего, как бы отчаянно не желал этого.
— То же самое говорит Квинн.
Иногда он слушал версии «квиннизмов» и «моллизмов» от Майло целыми днями. Бывали вещи и похуже.
— Что еще говорит Квинн?
— Что нельзя оставаться в безопасности от всего. Что попытки сделать это в конечном итоге приводят к худшему. Что жить своей жизнью — значит рисковать. Что нужно быть умным, а не глупым, как большинство людей. Это как
В нем вспыхнуло раздражение. Ноа сел на матрас. Он провел рукой по волосам.
— Это мнение Квинн. Ей шестнадцать лет.
— Она на много старше меня.
— Не на столько старше. Не достаточно, — огрызнулся Ноа. — Когда вам обоим будет столько же лет, сколько мне, тогда, возможно, вы сможете начать принимать решения. А до тех пор я здесь главный. И именно я принимаю решения о безопасности. Ясно?
Лицо Майло поникло.
Чувство вины укололо его. Ноа высказался слишком резко. Он не хотел этого.
Он заботился о Квинн, но она все еще оставалась ребенком, наивной идеалисткой. У нее еще детские представления о том, каким должен быть мир. Должен быть, а не такой, какой он есть.
В реальном мире приходится идти на уступки и компромиссы. Иногда даже приходилось делать то, что вызывало неприязнь к себе.
Он сжал плечо Майло.
— Эй. Это было не круто. У меня стресс, но это не оправдание. Мне жаль. Простишь меня?
Майло кивнул, почувствовав облегчение. Он приподнялся на локтях и прижался головой к груди Ноа. Ноа обхватил сына руками. Такой маленький, такой худенький. Все сердце Ноа вместилось в тело этого маленького мальчика. Его любовь к сыну билась сильно и яростно, отдаваясь в каждой клеточке.
— Я люблю тебя, сынок. Нет ничего, что я не сделал бы для тебя.
— Я знаю, папа, — сказал Майло, его голос звучал приглушенно. — Я тоже тебя люблю.
Глава 13
Ханна
День двадцать первый
Ханна ждала.
Призрак скулил у входной двери.
Ханна хотела поддаться ему, распахнуть дверь и отправить пса в ночь на помощь Лиаму. Но она этого не сделала.
Слова Лиама звучали у нее в ушах. «Не открывай дверь никому, кроме меня. Держи Призрака здесь, чтобы он защищал тебя и Шарлотту».
Он ушел больше часа назад. Если бы речь шла только о ней, она бы выпустила Призрака несмотря на приказ Лиама.
Но ей нужно думать о Шарлотте. Шарлотте, которую нужно уберечь.
— Мне жаль, мальчик, — произнесла она. — Мы должны ждать, пока Лиам вернется. Мы должны ждать.
Призрак зарычал от досады. Он оглянулся на нее, навострил уши, его карие глаза смотрели на нее умоляюще.
— Я тоже это ненавижу.
Она сидела посреди гостиной лицом к входной двери. Сидела с прямой спиной на кухонном стуле, который принесла из столовой.
Ее «Ругер» 45 калибра лежал у нее
Шарлотта спала в своем ящике у камина. Она спала уже час. Скоро малышка проснется и снова захочет есть. Новорожденные ели гораздо больше, чем она помнила.
В камине тлело и трещало полено, оседая на углях. Маленькие языки пламени устремились в дымоход и исчезли в воздухе.
Снаружи метель хлестала по дому. Деревья скрипели. Ветка ударилась о крышу.
Сердце Ханны бешено колотилось в груди. Она вскакивала при каждом шуме, при каждом скрипе и стуке. Каждая секунда отсутствия Лиама все сильнее и сильнее нервировала ее.
Ханна боролась со страхом, с ужасом. Восемь дней она верила, что Пайк мертв. А теперь, словно какой-то демон, он вернулся из могилы. Человек без души. Человек, олицетворяющий зло в чистом виде.
Она верила в Бога. Возможно, вера в существование бога требует веры в его противоположность — сверхъестественную силу, движимую злом. Возможно, эта сила поддерживала Пайка, наделив потусторонними силами, которыми не может обладать простой смертный.
Она выкинула эти мысли из головы. Глупости. Это говорил ее страх.
Пайк был мужчиной. Просто человеком. Его могли убить. Он будет убит.
На этот раз Лиам сделает это. Она должна верить. Других вариантов быть не могло.
Ее пальцы сжались на рукоятке «Ругера».
Из ящика комода донесся тоненький плач. Шарлотта проснулась.
Ханна поднялась и взяла с собой пистолет. Она положила его на пол у своих ног, присела на корточки и взяла малышку на руки. Нежно, с любовью укачивая ее, она шептала ей в мягкую, пушистую кожу головы.
Вязаная шапочка, которую подарил Лиам, свалилась, пока она спала. Ее нижняя половина тела была влажной.
Ханна переодела дочку на диване: сняла испачканный подгузник и положила его в небольшое мусорное ведро, которое они специально выделили для этой цели, вымыла ей попу тряпочками, которые опустила в кухонную миску, наполовину наполненную теплой водой, и снова запеленала ее в свежие полоски, закрепленные булавками.
В одном из углов гостиной стояло не кресло-качалка, а мягкое кресло для чтения. Она сидела и укачивала Шарлотту на руках. Маленькие глазки Шарлотты закрывались, на ее крошечном личике появилось довольное выражение.
Она полностью доверяла своей сиделке. Дочь не представляла, что творится вокруг. Какое зло существует в мире. О том, что за ними охотятся.
Любовь к младенцу на ее руках сжимала грудь Ханны. Она так боялась, что не сможет полюбить ее, что будет испытывать к ребенку ту же ненависть и отвращение, что и к монстру, ответственному за ее создание и разделяющему ее гены.
Что, если она будет похожа на Пайка? Что, если бы в ней жила его тьма, его зло? Что, если каждый раз, когда Ханна смотрела на нее, она бы видела своего похитителя, отражающегося в глазах ее ребенка?