На грани полуночи
Шрифт:
– Все в порядке. – Ее голос дрогнул. – В тот момент меня это не волновало.
Он скользнул рукой между ее ног, едва касаясь нежных скрытых складок в преддверии ее влагалища. Поцеловал каждую отметину, одну за другой. Потом целовал их все снова, покачивая Лив в своих руках.
– Ты не хочешь, чтобы я, э-э, занялась твоими ранами? – спросила она, затаив дыхание.
– Как хочешь, – ответил Шон, затем сел на кровать и сдернул с нее полотенце, когда она снова попыталась обернуть его вокруг себя. – Ничего не выйдет, – сказал он. – Делай это голой.
Лив
– Это не кажется практичной идеей. Я не уверена, как долго смогу тебя лечить.
– Это будет в терапевтических целях, – заверил ее Шон. – Сама удивишься.
– Не сомневаюсь, – прошептала Лив. – Так всегда и бывает.
Она начала с его спины. Он поглядывал на нее краем глаза, поражаясь ее безупречной коже: созданной для поцелуев, гладкой и тонкой, как у младенца. Он едва замечал жжение, пока она возилась с ватными шариками, марлевыми повязками и бинтами.
– Ты должен обратиться в отделение скорой помощи, – сказала она ему. – Тебе нужно наложить швы. Некоторые из этих порезов очень глубокие.
– Нет, – сказал Шон. – Мне все равно. На мне все быстро заживает.
– Останутся шрамы, – предупредила она.
Он фыркнул:
– Значит, у них будет хорошая компания.
Ее прохладные мягкие руки нежно ласкали его.
– У тебя синяки и ссадины по всему телу. – Ее голос звучал очаровательно взволнованно. Это было прекрасно.
– Последние дни были насыщены событиями, – сказал Шон. – Некоторые из-за Tи-Рекса, некоторые из-за драки с братом…
– С твоим братом? С какой стати?
– У нас была отчаянная потасовка прошлой ночью, – признался он.
Лив посмотрела на него, разинув рот.
– Серьезно? Но почему?
– Долгая и запутанная история. Мне в мозг поступает недостаточное количество крови, чтобы ее рассказывать. Некоторые царапины, кстати, из-за тебя.
Ее руки, орудующие ватными шариками, прекратили двигаться.
– Из-за меня? – пискнула она.
Он рассмеялся, а потом спокойно ответил:
– Из-за тебя. Ты дикая женщина. Мне повезло, что я вышел от тебя целым и невредимым.
Лив соскользнула с кровати и приподняла его лицо.
– Дай мне заняться этим.
Медленно и внимательно она работала над царапиной на его скуле и над трещиной на губе. Тщательно нанося мазь, она выглядела серьезной и сосредоточенной. Голая медсестра Лив. Ее груди были прямо на уровне его глаз. Полные, раздутые, как зрелые персики, которые он жаждал попробовать. Шон отметил их мягкое покачивание и исключительную натуральность. Идеальным силиконовым округлостям далеко до такого.
Не то чтобы он когда-то был требователен к груди. Не-е-ет, он любил их все. В его сердце хватало места даже для увеличенных хирургическим путем. Груди существовали, чтобы из страстно ценили, какой бы формы они ни были.
Но столкнувшись с божественным совершенством, он не мог не упасть на колени в восхищении. Или, как в данном случае, не мог не потянуть ее на себя, чтобы насладиться этими мягкими, великолепными изгибами, бешено прижимаясь к ним. Он потерся лицом о ее соски и взял один в рот.
Лив выгнулась в его руках.
– Шон! Я с тобой еще не закончила!
– Разве нет? – Он отвернулся и облизал губы. – Ну извини.
Она опустилась перед ним на колени. Невероятные сценарии крутились у Шона в голове. Лив принялась смазывать мазью длинную царапину на его бедре. У Шона сердце замерло в груди. Да уж, точно сказано.
Вытерев марлей пальцы, Лив пристально посмотрела ему в глаза, будто собиралась сказать то, что ему не понравится.
Наверное, хотела, чтобы он прекратил ей надоедать.
Шон приготовился запереть в клетке свой член и оставить ее в покое. Она пережила ужасное нападение, а он тут сидит и слюнявит ей груди, как подросток на заднем сиденье машины.
– Что? – Голос вышел жестче, чем он хотел. – Выкладывай.
Она наклонилась вперед, давая ему достаточно времени, чтобы удивиться и осознать происходящее, а потом взяла член в свой теплый рот.
Горячее, влажное, скользящее удовольствие ласкало и окутывало его. Шон ловил ртом воздух, покраснев и потеряв дар речи. И это он, тот, кто всегда мог сказать что-нибудь умное, веселое и обольстительное, чтобы возбудить, успокоить или согреть девушку.
Без этого он был пустым, хрюкающим идиотом, надеющимся не сморозить что-то неуместное или грубое, от чего она могла бы передумать.
Ее действия превратились в неторопливую пытку, когда Лив привыкла к его размеру. Она облизывала его головку, пока та не заблестела, а сама Лив как будто все еще решала, что делать со всем остальным. Много времени ей не понадобилось. Она расслабилась и превратилась в чувственного, знойного, сексуального котенка, какой и была, лаская и сжимая его огромный член мягкими прохладными руками.
Ее ласки стали интенсивнее, когда она стала брать его в рот глубже, чем он мог мечтать, а затем, плотно сжимая, начала водить языком по кругу, сосать и втягивать его в себя. Скользящее погружение, долгое всасывание. Снова и снова. Ее розовые губы растянулись вокруг его блестящего члена, на лице проступил румянец, зрачки расширились, веки отяжелели… И снова это долгое, горячее, влажное всасывание… о боже. Снова, снова, снова. Господи, пусть это никогда не кончается.
Но ничто не бывает вечным. Шон был готов взорваться.
Ему не хватало самообладания вымучить из себя вопрос, но не вежливо было и не спросить:
– Можно я кончу тебе в рот?
Она сделала еще одно сносящее крышу сосательное движение и кивнула, потирая кончиком пениса свою щеку.
– Конечно.
– Ты уверена, что не хочешь, чтобы я… о, черт…
Слов не осталось, когда она снова взяла его в рот.
Шон склонился над ней, волосы свисали у его лица, издавая сладкий аромат шампуня. Он был измучен дрожью удовольствия. Господи, как же она хороша! Лив доводила его до состояния, близкого к оргазму, а затем снова снижала скорость.