На грани риска
Шрифт:
Слишком уж неспокойна обстановка вокруг лагеря. Заторосит, и мы лишимся добра, потеря которого невосполнима.
21 февраля к вечеру разразилась пурга. Она бушевала до самого Дня Советской Армии, наметая громадные сугробы. Ветер гудел, завывал, свирепо тряс палатки, которые чудом выдерживали его натиск. Не сумев справиться с жилыми палатками, которые укреплены снежными блоками, ветер подхватил одну из рабочих и, сорвав с места, потащил ее по льдине. Катиться бы ей до самой Америки, если бы не гряда торосов в трехстах метрах от лагеря. Там она прочно застряла. Но, как ни бесновалась пурга, как ни свистел ветер, праздник Советской Армии мы встретили шумно и радостно. Хотя сидеть пришлось буквально друг на друге, теснота не помешала нам веселиться от души. А тут еще масла в огонь подбавила радиограмма от Мазурука*: "Сижу на Врангеле.
* Герой Советского Союза И. П. Мазурук, полярный летчик
Ура! Ура-то оно, конечно, ура. Только куда же Мазурук сядет? Ведь вблизи мы пока не видели ни одного даже мало-мальски приличного ледяного поля для аэродрома.
Еще утром 25 февраля погода казалась безнадежной, и мы никак не могли отправиться в поход. А Мазурук забрасывал нас радиограммами, то назначая вылет, то отменяя. К двум часам погода внезапно прояснилась и показалось... солнце. Еще тусклое, холодное, оно медленно высунуло свой багровый диск из-за туч, окрасив в розовые тона высокие сугробы, наметенные вокруг лагеря, изломанный лед хребтов и низкие лохматые тучи, нахлобученные на дальние торосы.
А еще через час, разбившись на три группы, мы разбрелись в разных направлениях в поисках площадки, пригодной для аэродрома. Вместе со мной пошли Курко и Гудкович. Встречный ветер бил в лицо, словно наждаком проводя по щекам. Наша цель - торосы, темневшие километрах в двух к югу. Мы взобрались на высокий ледяной холм. С него хорошо просматривалась вся местность. Куда ни глянь, всюду перемолотые, искореженные поля. Местами свежие разводья уже покрыты молодым ледком, словно большими черными заплатами. Мы осторожно обходили эти опасные места, а через сотню шагов неожиданно попали в страну зеленовато-голубых гор. Мы протискивались сквозь узкие ущелья, карабкались через хаотические нагромождения льда, проваливались в снежные ловушки. Три часа блуждали мы в этом чудовищном лабиринте, прежде чем, отыскав просвет, выбрались на старое бугристое поле. И вдруг увидели бисерную цепочку песцовых следов, уводящих в гряду торосов. Мы обрадовались этому лучику жизни среди мертвой пустыни, как доброму знаку. Следы были свежие, еще не заметенные снегом. Как уцелел этот зверек, как перенес эту зимовку? Наверное, от голодной смерти его спасла наша "непросыхающая" свалка у камбуза.
Не питая никаких надежд, взобрались мы на гребень. И, о чудо, перед нами раскинулось гладкое, как стол, поле годовалого льда, чуть припудренное снежком. Мы шагами измерили его в длину - 500 метров. Не такая уж большая, но все-таки это полоса, на которую можно посадить Ли-2. Конечно, ей требуется косметический ремонт, надо будет срубить ступеньку-подсов сантиметров пятнадцать высотой да растащить верхушку торосов на подходе к полосе. Но это уже пустяки.
С севера наперерез нам приближались две черные фигуры - Миляев с Петровым. Они тоже обнаружили небольшое ровное поле. Хотя оба найденных поля имели существенные недостатки: они были расположены довольно далеко от лагеря и на дороге к ним было немало препятствий, все-таки мы могли возвращаться домой с хорошими вестями. После многочасовой прогулки на сорокаградусном морозе мы долго не могли согреться, и потребовалась не одна кружка горячего чая, чтобы окончательно прийти в себя.
Едва рассвело, Комаров, Гудкович и Петров, вооружившись кирками и лопатами, ушли на аэродром. Все остальные занялись ремонтом дороги "лагерь лагерь". Ее основательно перемело последней пургой. Но тут мы столкнулись с неожиданной трудностью. Снег оказался таким плотным, что в него не втыкалась лопата. Пришлось взяться за ножовки.
Стало смеркаться, но аэродромщики все не появлялись. Дежурный выпустил три ракеты, но ответного сигнала не последовало. Хотя все были измучены до крайности, беспокойство за товарищей заставило нас подняться на ноги. Мы снова натянули свои обледеневшие шубы и гурьбой двинулись в направлении аэродрома. Всю троицу встретили в трехстах метрах от палаток. Они застыли от ветра и холода, устали и поморозились, особенно Зяма.
Так запуржило, что Сомов решил отменить все работы на улице. Воспользовавшись передышкой, одни занялись починкой обмундирования, другие ремонтом приборов. Я в промежутке между завтраком, обедом и ужином пытался навести порядок в дневнике, который запустил за хлопотами. Дмитриев сосредоточенно чистил карабин, то и дело заглядывая в ствол. Мих-Мих, положив на колени тетрадь,
Итак сегодня - первый день весны. Весьма условной весны - без набухших почек, тепла, щебетания птиц и прочих признаков пробуждения природы. И все-таки это - весна. И огромный огненно-красный солнечный шар уже заставляет сверкать, искриться снег. По случаю появления солнца я вновь вспомнил о своих докторских обязанностях. Когда все собрались на ужин, я взял в руки дюралевую миску и, постукивая по ней ложкой, сказал: "Внимание, джентльмены, после ужина прошу не разбегаться. Будет лекция. Если, конечно, никаких авралов не будет".
– А о чем, если не секрет?
– осведомился Яковлев.
– О солнечных лучах.
– Итак, - начал я, - с появлением солнца, которое я, как и вы все, не могу не приветствовать, должен всех предупредить о возможности весьма неприятного заболевания. Оно называется снежной офтальмией, а вам должно быть известно под названием "снежная слепота". Так вот, эта "снежная слепота" не что иное, как ожог слизистой оболочки глаза и его роговицы ультрафиолетовыми лучами солнца, отраженными от кристаллов снега и льда. Все эти сверкающие алмазы, сапфиры и рубины, которыми мы сегодня утром восхищались, - самое гиблое дело для глаз. Конечно, эта болезнь была известна жителям Арктики очень давно, а полярные исследователи обычно знакомились с ней с первых дней весенних путешествий, особенно в апреле мае, когда начинается "сияние снегов", когда снеговой покров до начала таяния превращается в отполированное ветром гигантское зеркало из мириадов кристаллов. Если возьмете воспоминания Нансена, Кэна, Де-Лонга, Врангеля, то в каждом из них найдете упоминание о снежной слепоте. Кстати, это заболевание нередко срывало планы арктических путешественников. Вспомните Великую Северную экспедицию. Например, отряд Дмитрия Стерлигова вынужден был остановить свое продвижение у северо-восточных островов из-за "снежной слепоты", которая поразила всех его участников. Такая же участь постигла и людей Дмитрия Лаптева. А санная экспедиция Моисеева, направленная в 1839 году для исследования побережья Новой Земли, потерпела полный провал из-за небрежности одного из ее участников, забывшего ящик с темными очками. Каковы же признаки этой болезни? Сначала вы замечаете, что стали плохо различать уровни снежной поверхности. Потом чувствуете "песок" под веками. Затем появляются рези в глазах. Начинается слезотечение по поводу и без повода. И наконец вы слепнете, - я выдержал паузу, - правда, временно, так как попытка раскрыть глаза причиняет сильную боль.
– И долго продолжается такое состояние?
– поинтересовался Никитин.
– Два-три дня, если правильно лечить. Но лучше все-таки не болеть, тем более что "снежной слепоты" легко избежать. Надо только носить очки-светофильтры. Как из палатки вышел - так и надевай очки. Однако должен предупредить, что очки надо носить не только в солнечную, но и в облачную погоду.
– Ну это ты, доктор, уж слишком, - усмехнулся Комаров.
– Какая же может быть "снежная слепота" без солнца?
– Может, - ответил я.
– Попробуйте прогуляться в облачный день по снежной целине. Вам то и дело придется напрягать зрение, иначе вы рискуете провалиться в яму, удариться о торосину или споткнуться о заструг. Дело в том, что облака рассеивают солнечный свет и предметы перестают отбрасывать тень. Все вокруг становится однообразно серым, и не различишь ни снежных бугров, ни впадин, ни торчащих из снега ледяных обломков.
В солнечную погоду человек обычно прищуривается и тем самым непроизвольно ограничивает поток отраженного ультрафиолета, попадающего в глаз. А в облачный день глазная щель раскрывается во всю ширь и глаз теряет свою природную защиту.
– Это все понятно, - сказал Курко.
– Ты вот лучше расскажи, какие стекла лучше всего годятся для защитных очков.
– Я, например, предпочитаю дымчатые. Но вообще-то мнения полярных авторитетов разноречивы. Стефансон, например, нахваливал стекла янтарного цвета, утверждая, что неровности, незаметные для невооруженного глаза, отлично видны в янтарные "светофильтры". При ярком свете он рекомендовал носить очки с зелеными стеклами. Худшие, по его мнению, - дымчатые.