На грани тьмы
Шрифт:
Вся страна скатывалась в беззаконие и хаос. Отчаяние породило страх, ненависть и насилие. Через несколько недель почти все впадут в полное отчаяние. Многие уже достигли его.
— Ты прав, — мягко сказала она. — Я знаю, на что способны люди. Но все же не верю, что все они плохие. Что бы ни случилось. В мире есть доброта. Должна быть. Иначе в чем смысл?
Лиам не ответил ей.
Она прикусила нижнюю губу.
— Посмотри на доктора Лауде. Разве она не помогает нам без всякой выгоды для
Он покачал головой.
— Однажды она поможет не тому человеку. Отдаст слишком много. И кто-нибудь либо заберет все, что у нее есть, либо убьет ее за это.
На мгновение оба замолчали. Они вспомнили о Сиси.
— Ты думаешь, что хорошие просто умрут.
— Да.
— Может быть, им нужен защитник.
Лиам посмотрел на нее.
— Кто-то, кто может научить их, как защитить себя. Ты можешь быть хорошим человеком и бойцом.
— Хорошим человеком и убийцей?
Она не колебалась.
— Да. Абсолютно. Если это правильный человек и действует по правильным причинам.
Он кивнул, но ничего не сказал.
Ханна сунула руку в правый карман куртки и нащупала рукоятку складного ножа, рядом с которым лежал пистолет.
— Ты сказал, что научишь меня.
Лиам повернулся и посмотрел на нее. Серый дневной свет, проникающий через окна, подчеркивал его суровые черты, яростные голубые глаза.
— Хочешь начать прямо сейчас?
Ее сердцебиение участилось.
— Я хочу как-то отвлечься. Пожалуйста.
Лиам кивнул и бросил еще один взгляд на город, который выглядел совершенно заброшенным, ни единой живой души. Их снегоход с прицепом припаркованный у входа, единственная машина, не занесенная снегом.
Он подошел к ней, убрал в карман свой пистолет и протянул руку.
Ханна достала «Ругер» из кармана и протянула ему. Он провел так называемую проверку состояния системы и убедился, что предохранитель находится на месте.
Она поднялась на ноги, держась рукой за спинку стула для равновесия. С каждым днем она чувствовала себя все более неуклюжей. Поморщившись, она прижала руку к пояснице.
— Что сначала? Найти тир? Несколько пустых бутылок из-под пива?
— У нас нет лишних патронов, чтобы тратить их на стрельбу по мишеням. Нам нужен каждый патрон для самообороны. И не стоит привлекать внимание выстрелами.
Она поникла.
— Ох.
— Я все еще могу научить тебя правильной стойке, как держать оружие, как целиться. И где находится предохранитель.
Ее щеки пылали. Ханна вспомнила библиотеку, свой ужас, как в слепой панике шарила пальцами по пистолету, забыв о предохранителе.
— Я помню.
Лиам смотрел на нее. Ханне не понравилось, как он смотрел на нее. Как будто считал ее маленькой и слабой.
Ей было неприятно, что это правда. Она делала
— Покажи мне.
Он показал.
— Ты должна держать его в обеих руках, причем левая рука должна находиться под правой.
Волна стыда захлестнула Ханну.
— Я не могу держать его так.
— Конечно, можешь. Ты просто…
— Моя левая рука. Она бесполезна.
Он колебался. Лицо помрачнело. Тень, которую она не могла прочитать, прошла по его лицу, а затем исчезла.
— Сними свои перчатки.
Она повиновалась. В ярком дневном свете ее больная рука выглядела еще хуже, чем обычно. Сломанные пальцы изуродованы, похожи на когти, неправильной формы, как искривленные и сросшиеся ветви старого дерева.
Ханна могла двигать ими, но только с большим усилием и болью. Лишь большой палец еще функционировал относительно нормально. Он выглядел уродливо. Гротескно и отвратительно.
Она покраснела от смущения и отвращения к себе.
Ей не хотелось показывать левую руку на свету, не хотелось, чтобы это видел Лиам. Она не хотела, чтобы он считал ее уродливой или отвратительной. Мысль глупая, но она ничего не могла с собой поделать.
Она попыталась убрать изуродованную руку, спрятать ее в карман, обратно в перчатку, за спину — куда угодно, но Лиам схватил ее за запястье прежде, чем она смогла отстраниться.
Его лицо не исказилось от отвращения. Он не смотрел на нее с брезгливостью. Он рассматривал ее уродство с клинической отстраненностью, пальцами нежно обводя ее ладонь.
Прикосновения его пальцев пронзили Ханну, как удар электричества. Ее желудок забурлил, сердце громко стучало в ушах.
Она прочистила горло, близкая к слезам и ненавидящая себя за это. Какой слабой он ее считает. Какой жалкой.
— Я ничего не могу с этим сделать. Как я и сказала. Бесполезно.
Он нахмурился. Между его бровями появилась морщинка. Он все еще держал ее за руку.
— Не совсем. Ты можешь сжать пальцы в кулак?
Она смогла. Медленно, неловко, болезненно. Ханна кривилась, но не останавливалась. Ее мизинец и безымянный палец слишком изуродованы, чтобы двигаться. Указательный палец мог слегка изгибаться, пока не упирался в изогнутый большой палец.
— Думай об этом как о подставке для опоры правой руки. Размести пистолетную рукоятку в углублении между большим и безымянным пальцами.
Она последовала его указаниям. Приклад пистолета удобно разместился в кулаке. Она сосредоточилась на том, чтобы держать руки ровно, и ей удалось хорошо сбалансировать «Ругер».