На грани веков. Части I и II
Шрифт:
Но вот он заметил в толпе какое-то забавное существо, при виде которого сразу же прошло все недовольство, улыбка прояснилась и стала куда искреннее. Молодец, точно молочный поросенок, с отвисшей нижней губой, в расшитом кафтане с медными пуговицами, в клетчатом шейном платке, завязанном пышным узлом, и в сапогах, — вроде уже когда-то виданных, — со съехавшими голенищами. Выглядел он безгранично перепуганным, наивным и глупым. Курт нагнулся, чтобы рассмотреть его поближе.
Salve Послушай-ка, паренек, и крепко же ты напился. От тебя несет,
Какая-то решительная баба подталкивала парня в спину, но тот только таращил осоловелые глаза и шлепал губами. На помощь поспешил Холгрен.
— У нас тут, господин барон, сегодня свадьба, а это как раз и есть жених.
— Жених? Да разве же на своей свадьбе можно так напиваться? Что же молодая жена скажет?
— Он только сегодня, на радостях. Ручаюсь, завтра будет как стеклышко.
— А вот я не поручусь, что-то не похоже. Как долго у вас свадьбы справляют?
Управляющий слегка насторожился.
— Прошу прощенья, господин барон. Властями, правда, предписаны сутки — но то было еще в голодные годы. Теперь люди уже оправились, и на сей раз я разрешил трое суток. Мне казалось… я думал, что господин барон ничего не будет иметь против, если люди немного повеселятся в честь его приезда. Они так ждали и так счастливы ныне.
Курт кинул пытливый взгляд на своего управляющего. Жулик — ясно видно с первого же раза. Заметил, что тот все время не сводит с него своих белесых глаз, словно пытаясь что-то выведать и угадать. Чересчур подобострастный и угодливый, не может у такого быть чистая совесть. Ну, он после постарается разобраться в нем основательнее, не таким уж умным кажется этот Холгрен. Курт сохранил свою благодушную улыбку.
— Хорошо, хорошо, мне нравятся веселые люди.
Управляющий и сам несколько повеселел.
— Вот и я так полагал, старый господин барон тоже любил иногда повеселиться. Потому я их и пригласил в имение — и свадебщиков и остальных. Ведь так и этак у всей волости сегодня праздничный день. Да еще — господин барон, может быть, забыл, как здесь справляют свадьбу. Тут такие диковинные обычаи, господину барону, может быть, будет приятно взглянуть.
— Ну, само собой, само собой, мне будет приятно.
Холгрен лез еще ближе, совсем вплотную. Точно в душу хотел влезть.
— Да, вот еще — тут есть недурные девицы, да и молодухи, они потанцуют перед господином бароном. Музыканты из Лауберна.
— Хорошо, хорошо, значит, потанцуем.
Курт оглядел девушек и молодиц. Лица загорелые, не скажешь, что изможденные и злые, — только в кучке старух кое-кто под хмельком. Пышные рукава рубах вздымались белой пеной. Наряд у всех на один манер, но в мелочах, в подборе цветов и в вышивках у каждой что-то свое. Но всему этому многообразию красок, пленяющему взор, свойственно и нечто единое из-за одинакового представления о красоте у этого порабощенного народа. Ведь все эти наряды окрашены самыми простыми средствами, корой вот этих самых деревьев и луговых трав. Венцы, броши и пояса отделаны дешевым бисером, кольца и серьги из тонкой меди и серебра. Нечто похожее по манере и тщательности отделки Курт видел только в Тироле. Горы Тироля и лесные равнины Лифляндии — какая неизъяснимая судьба сблизила эти края, несмотря на сотни миль между ними.
Внезапно Курт увидел старую, хорошо знакомую женщину и подошел к ней; вечернее солнце сквозь ольшаник освещало всю ее фигуру.
— Лавиза… Как живешь, старая?
И растерялся от ее угрюмого взгляда.
— Как убогой побирушке может житься? Сказывают, что хорошо…
Курт недоуменно оглянулся на Холгрена. Но в это мгновение кто-то сзади дотронулся до его локтя. Лаукова, наконец, подтолкнула поближе Тениса, тот нацелился было припасть к рукаву, но так и не смог приложиться. Курт оттолкнул его.
— Ах, так ты и есть жених! Ну-ка встань прямо и подбери губу! А! Не получается. Неважный муж из тебя будет, как погляжу. Кого же ты в жены-то берешь? Какая же твоя молодая, если ты такой увалень.
Женщины вытолкнули вперед Майю, казалось, сама она даже и не переставляла ноги. Холгрен придвинулся ближе, затаив дыхание, вытаращенными глазами следя за бароном.
Майя же глаза опустила в землю. Губы плотно сжаты, руки так стиснуты, что пальцы побелели. Лиф на груди высоко вздымался. Курт с минуту поглядел на нее, как на чудо.
— Да ведь это же прелесть что такое! Ты же прекрасна, как фея! И только этакого парня ты могла выбрать?
Ласково поднял ее подбородок и даже вздрогнул от темного бархатистого, полного боли и гнева взгляда. Сравнил их обоих и пожал плечами.
— Жаль, что у тебя такой дурной вкус, он же больше похож на теленка, чем на молодого мужа.
Сердито погрозил пальцем.
— В первую ночь ты ее оставишь в покое! Слышишь? А ты пойдешь в имение — да? И мы попляшем — да?
Она одними губами беззвучно прошептала:
— Не стану я плясать…
— Ну, хорошо, хорошо, неволить не буду. Тогда мы побеседуем. Я люблю веселье и желаю, чтоб и мои люди веселились. Ты будешь веселиться? В свадебную ночь надо плясать и петь так, чтобы леса звенели.
Девицы таращились, раскрыв рот. Толпа женщин и старух зашевелилась — все многозначительно переглянулись. Управляющий сиял, словно его одарили невесть чем. Курт недоуменно взглянул на перешептывающуюся толпу, в которой уже начали было скалить зубы, и отбросил игривость.
— Но веселиться надо в меру и пить в меру. Пьянчуг я не терплю. И ты, молодая, держись как следует. Лавиза, я ее на тебя оставлю. Пригляди за ней.
Управляющий, точно кот, описал вокруг обоих дугу.
— Не извольте беспокоиться, мы уж за нею присмотрим. Кришьян, заворачивай лошадей.
Но Курт отмахнулся.
— Не надо, я еще с часок хочу побродить по своим лесам, такой чудесный вечер.
Холгрен развел руками.
— Да ведь как же так, господин барон? Мы все собирались сейчас же в имение.