На гребне войны
Шрифт:
– О чем речь! – утвердительно кивнул Луганов. – Главное, не надо отчаиваться…
Михей презрительно глянул на это чудо наивности.
– Ага, – усмехнулся он, снова берясь за бутылку, – скажи, ты и впрямь с кинконгом трахаешься?
Луганов вытаращил глаза. Он кипел негодованием. Его возмущенный и растерянный взгляд рассмешил Михея.
– Моя сестрица – большая выдумщица, – Михей поднял рюмку, – это мне в ней нравится, но иногда она лишку дает. Хоть бы краем глаза взглянуть на эту… как там ее… А-а-а… забыл, черт. Да ладно, расслабься. Это сейчас не важно, важно груз найти и виновных наказать.
ГЛАВА 4
С мешаниной образов в голове, в которой преобладали лица кровожадной Агды и не менее кровожадного Михея, Луганов отбыл в неизвестном для Валентины направлении. Он успел сунуть ей четыре стодолларовые купюры и подмигнуть с деланой веселостью, после чего вызвал из бара двух своих «телков» и быстро спустился с трапа в лодку.
Уже на ходу он позвонил отцу и известил о своем визите.
Федор Николаевич предупредил сына, что на борту адмиральского катера он находится не один, а с губернатором. Луганов никак не прореагировал на это – его не покидала злоба на Михея, обвинившего в нерадивости матросов потопленного судна, и знакомое жжение в области желудка, которое возникало у него всякий раз, когда ему не удавалось поговорить с Агды по душам. Голый секс не насыщал его, а только вызывал новое неукротимое желание, а вот доверительная беседа с Агды, когда она снимала с себя маску разгневанной богини и притворялась нежной матерью, утишала его тревогу и позволяла несколько дней обходиться без кокаина, к которому он приохотился совсем недавно, с подачи Агды. Мир наркотика и дикого секса настолько поглотил Луганова, что ему с трудом удавалось в последнее время контролировать свой бизнес и быть примерным сыном.
В голове у него жужжало, рокот мотора раздражал его, пелена моря, качаясь под его рассеянно-отчужденным взглядом, вызывала легкую тошноту, дымящиеся у горизонта облака навевали тоску. Он издали приметил сторожевой корабль, который никак не прореагировал на его появление – команда судна была предупреждена его отцом, вице-губернатором Таруты. С другой стороны маячило темное пятно пограничного катера, прямо по траверзу в сереющей дымке вырисовывались контуры адмиральского катера.
Было не холодно, но пасмурно – частая летняя погода в этих широтах. Но Луганова сегодня это угнетало. Адмиральский катер, белый с красными проемами, с декоративным штурвалом (управление осуществлялось при помощи рычагов и движков), имел в длину примерно пятнадцать метров. Он развивал скорость тридцать два узла и за восемнадцать часов хода сжирал шестьсот литров газолина. Но сейчас он покоился на спокойной поверхности моря, и с его борта неслась громкая ритмичная музыка. На деке и кокпите Луганов заметил несколько человеческих фигур. На судне царила атмосфера пьяного веселья – это Луганов сразу же понял, едва приблизился к катеру еще на несколько десятков метров. Со стороны кормы он заметил ялик, в котором на банках сидели два парня в тельняшках и чего-то напряженно ждали. Их хмурые лица не вязались с оживлением танцующей под навесом кокпита публики. Девицы были голые, мужчины – в плавках. Луганов узнал в одном из них своего отца. Тот был слегка под мухой, а вот губернатор, облаченный в синие с красным трусы, еле держался на ногах. Пока Федор Николаевич жестикулировал, подавая знаки сыну, губернатор, крепкий усатый мужик, танцевавший с высокой блондинкой, неожиданно быстро оттеснил ее на край палубы и… швырнул через фальшборт в воду. Девица полетела спиной, широко разбросав в воздухе руки. Раздался душераздирающий визг, а вслед за ним истошный хохот.
Мичман и два моториста, которых Игорь Луганов знал в лицо, с философским спокойствием наблюдали за развлечением сильных мира сего. Бритоголовый парень, выполнявший обязанности гарса, в тельняшке и расклешенных брюках, поспешил к загибающемуся от смеха губернатору с подносом в руках. На подносе высились фужеры с коктейлями. Когда бушевавший в губернаторе восторг стих, он взял один из фужеров и махом осушил его. Темноволосая девица, которую, заметив катер сына, Федор Николаевич выпустил из рук, с выражением крайнего изумления на гладком глупом лице смотрела на свою барахтавшуюся в воде подружку.
Чтобы подольше посмешить губернатора, матросы с ялика не спешили вытаскивать девицу, а ограничились тем, что кинули ей спасательный круг, привязанный за линь. Между тем один из мотористов, высокий прыщавый парень, помог Луганову-младшему подняться на катер.
– Я тебя предупреждал, – поморщился Федор Николаевич, спешащий с кокпита к сыну, – забавы холостяков…
Он вздохнул и остановил на озабоченно-недовольном лице сына ироничный взгляд. В свои пятьдесят с хвостиком Луганов-старший выглядел на сорок пять. Худощавый, подтянутый, с благообразным лицом и аккуратной бородкой, он производил впечатление человека, не чуждого культурных запросов и прогрессивных идей. Вот только холодный оценивающий взгляд и вкрадчиво-ехидная улыбка выдавали его хитрую изворотливую натуру.
– «И за борт ее бросает…»? – через силу улыбнулся изображающий насмешливое понимание Игорь.
– Вот-вот, – негромко рассмеялся Федор Николаевич, – Борис Кондратьевич мнит себя Стенькой Разиным.
И тут в воду полетела уже брюнетка. И тоже под резвый хохот губернатора. Ее приятельницу-блондинку уже выловили матросы с ялика, и теперь русалка примеряла тельняшку.
– А-а-а! – раскинул руки в гостеприимно-барственном жесте губернатор. – Кто к нам пожаловал!
Он или делал вид, будто только что заметил Луганова-младшего, или на самом деле так увлекся цирком, что не сразу заметил его появление.
– Я ему говорю, – засуетился Луганов-старший, – что мы, два холостяка, имеем право немного отдохнуть… -… и подебоширить, – весело подхватил губернатор, протягивая Игорю свою тяжелую, слегка подрагивающую руку. – Как тебе тут? – спросил он Игоря. – Разъездной адмиральский катер… не хухры-мухры!
Он прыснул со смеху, словно и впрямь сказал что-то смешное.
– А если какая неблагодарная сволочь вздумает разузнать, как мы отдыхаем, – задиристо продолжил он, – то вон, – ткнул он рукой в воздух, имея в виду сторожевые корабли, – какая у нас защита! Вмиг башку снесут!
Он снова засмеялся глуховатым смехом курильщика.
– Мне надо с тобой поговорить, – тихо сказал отцу Игорь, – дело серьезное…
– Вы куда? – удивился губернатор, недовольный, что его лишают компании.
– Сын хочет поговорить, – нацепив на лицо маску беззаботности, ответил Федор Николаевич, – мы в салон…
– Ага, – губернатор зевнул, по его лицу скользнула тень разочарования. – Я тоже скоро спущусь… Ну как, шалавы, искупались? – заорал он девицам. – Давайте ее сюда, – крикнул он уже матросам, которым, видимо, понравилось возиться с первой русалкой, – хва ее щупать! Ольга, греби к катеру, – приказал он брюнетке, плавающей недалеко от ялика, – а то эти кретины и тебя в тельняшку нарядят.
Луганов-старший и Луганов-младший сошли по трапу в салон. Катер был остойчивым, с низким бортом, поэтому качка почти не ощущалась. Игорь не раз плавал на таком катере, на собственном опыте знал, сколь комфортно чувствуют себя его пассажиры. Двигатели работали бесшумно, изнутри катер был обит грабом, который сверху еще покрыли мокрым полиэфиром. Обычно на таком катере разъезжал дивизионный командир или командующий флотом, но тридцать тысяч долларов, уплаченные вице-губернатором за эту роскошную игрушку, не были для него невесть какой суммой. Кроме катера, он владел еще яхтой, но плавал в основном на катере, подражая военному командованию. В этом морском регионе были свои предпочтения и вкусы, которые не обсуждались, но которых придерживались.
Увидев, что отец и сын Лугановы сошли в салон, мичман поспешил за ними. Но Федор Николаевич выпроводил его, сказав, что они сами смогут за собой поухаживать.
– Что такое? – спросил он сына, когда они остались одни.
– А ты не знаешь? – вопросительно посмотрел на отца Игорь.
– Ты о чем?
– О том, что потопили мой краболов, – на лице Игоря читалось недовольство, его раздражала манера отца прикидываться этаким отрешенным незаинтересованным субъектом, в то время как напрямую затрагивались его интересы.