На ходовом мостике
Шрифт:
– Корабль не слушается руля!
– доложил старшина [183] рулевых Василий Потехин. Он оставил за себя рулевого Федора Дымченко и немедленно побежал в румпельное отделение выяснять причину поломки.
На мостик один за другим поступали доклады: пожар в 3-м котельном отделении, затоплен 5-й погреб, в главных котлах резко повысилась соленость, первая машина застопорена, в расходных масляных цистернах обнаружена соленость, вышли из строя 3-е и 4-е орудия главного калибра. И это не говоря уже о более мелких поломках и повреждениях.
К счастью, все эти серьезные повреждения мы получили в результате последней атаки противника.
Немецкие самолеты ушли к Крымскому побережью. Надолго? Не наведут ли на нас новых? Об этом никто не
Мельников радировал о случившемся в Новороссийск, но скоро ждать оттуда помощи не приходилось - мы были от базы на значительном удалении. Рассчитывать следовало на собственные силы. Главную опасность представлял пожар в котельном отделении. Из поврежденного нефтеподогревателя бил горящий мазут, выбрасываемый давлением примерно в семнадцать атмосфер. Прикрываясь чем только можно от «стреляющего» нефтеподогревателя, старшина котельного отделения Петр Лучко с подчиненными краснофлотцами Виктором Труновым, Александром Беланом, Павлом Жанко и комсоргом корабля Даниилом Кулешовым быстро заменили вырванную прокладку нефтеподогревателя и в течение семи минут ликвидировали пожар. Устранять неисправности и гасить пожар им помогал старшина группы котельных машинистов мичман Георгий Яновский, секретарь партийной организации.
Теперь во что бы то ни стало следовало сбить соленость воды в котлах. Причина неисправности - несколько лопнувших трубок в главном холодильнике. С этим так быстро не справиться, времени потребуется немало. Оперативно и решительно действовали старшины Александр Баранов, Анатолий Тимофеев, машинисты-турбинисты Андрей Рогачев, Станислав Мацевич, Петр Щетинкин, Константин Туркин, Григорий Панкин во главе с командиром машинной группы Н. И. Куцеваловым и старшиной машинной группы И. Н. Пискуновым. Машинисты включили аварийное освещение, восстановили поврежденную электросеть, перекрыли пар, поступающий из [184] вспомогательной магистрали, и, установив, что в масляных цистернах разошлись швы, через которые поступает забортная вода, сразу же приступили к герметизации.
Одновременно в румпельном отделении командир отделения рулевых Василий Потехин и рулевой Василий Полевой, обнаружив повреждение гидравлики, через десять минут после поломки починили рулевое устройство.
Тем временем в помещении 5-го артиллерийского погреба под водой в легководолазном костюме работал старшина трюмной группы коммунист Петр Ткаченко. Он заделывал разошедшиеся швы корпуса, а когда справился с этим, организовал откачку воды.
Собственно, люди, уже однажды спасшие «Харьков» под Констанцей, теперь спасли его вторично.
Когда все, что поддавалось ремонту собственными силами, было восстановлено и введено в строй, на ходовом мостике подвели итоги. Соленость в котлах оставалась повышенной. Это в любое время могло вывести их из строя. Засолилось машинное масло в цистернах. Ход наш был ограничен, поскольку подплавленный упорный подшипник в остановленной машине можно было поменять только в базовых условиях. До Севастополя оставалось более 120 миль, а на переходе неизбежны новые атаки авиации, затем предстоит прорыв блокады.
Мельников в присутствии комиссара выслушивал доклад командира БЧ-5 Вуцкого о техническом состоянии корабля.
– Если «Харькову» и удастся прорваться в Севастополь, уйти оттуда без серьезного ремонта нельзя.
Все хорошо понимали, что сейчас условий для ремонта в Севастополе абсолютно никаких нет. А если бы и была техническая база, противник просто не дал бы и суток простоять на одном месте. Но мы настолько сильно были заражены стремлением доставить в Севастополь маршевое пополнение и грузы, что сразу отказаться от выполнения боевой задачи не могли. Каждый из моряков считал, что лучше погибнуть, нежели попасть в презренную категорию трусов. Не раз бывало так, что, не сумев оценить реальную обстановку, не найдя в себе мужества отступиться от первоначального плана действий, командир обрекал корабль на поражение. Конечно, это неразумно, и в выигрыше
Командир и комиссар приняли решение возвращаться [185] в базу. И хотя все мы понимали, что это правильно, на душе было тяжело от того, что не выполнили боевой приказ.
На переходе командир и комиссар «Харькова» убедились в верности принятого решения - нами была получена радиограмма от начальника штаба флота контр-адмирала И. Д. Елисеева с приказанием следовать в Поти. Значит, предстоял ремонт.
В пути поступила еще одна радиограмма: от штаба эскадры, в которой говорилось, что к нам на помощь следует лидер «Ташкент» под флагом командующего эскадрой контр-адмирала Л. А. Владимирского. Встреча произошла во второй половине дня. Имеющий характерную голубоватую окраску, лидер эскадренных миноносцев «Ташкент» всегда привлекал к себе внимание гордым видом и отличными мореходными качествами. На «Ташкент» нельзя было не засмотреться. А сейчас его появление впереди по курсу вызвало ликование «харьковчан». Мы подняли сигнал: «Благодарим за выручку!» С верхних боевых постов «Ташкенту» махали бескозырками краснофлотцы.
Прибыв в Поти, я узнал, что лидер «Ташкент» находился на планово-предупредительном ремонте, когда был получен приказ выйти к нам на помощь. Благодаря замечательному механику Павлу Петровичу Сурину корабль снялся с якоря через час пятнадцать минут. Мы прониклись еще большим уважением к экипажу во главе с командиром Василием Николаевичем Ерошенко. Такие примеры боевой взаимовыручки были весьма важны для повышения морального духа бойцов. Без них нельзя успешно воевать.
И вот мы в относительно спокойном порту Кавказского побережья. На корабле уже развернут планово-предупредительный ремонт, а детали и эпизоды последнего боя не выходят из головы. Перед глазами вновь и вновь встают картины: самолеты противника сбрасывают бомбы с крутого пике, стремительно несущийся лидер поднимает за кормой пенящиеся буруны, зенитчик Виктор Ратман виртуозно меняет во время боя расстрелянный ствол и автомат продолжает огонь… Припоминаются эпизоды спасательных работ… Самой высокой оценки заслуживали действия командира корабля Пантелеймона Александровича Мельникова, проявившего в смертельной схватке с воздушными пиратами высочайшие командирские [186] качества. Более чем в десяти атаках он спасал лидер, казалось бы, от верных попаданий. После похода все чаще слышалось в адрес Мельникова любовно брошенное словечко «батя» - команда понимала, что командир спас корабль от гибели.
Полностью оправдала себя практика проведения низовых партийных собраний после возвращения с боевых операций. Если на собраниях перед выходом в море перед коммунистами боевых частей и служб ставились задачи на весь период боевого выхода, то после возвращения подводились итоги, подвергались анализу действия каждого коммуниста, выявлялись недостатки с тем, чтобы на очередном выходе они не повторились. Ответственность за проведение быстрого и качественного ремонта ощущалась всеми коммунистами не в меньшей мере, чем ответственность в бою. Экипаж вновь рвался в Севастополь. [187]
Мы вернемся!
С 20 июня боевые корабли с подкреплением для Севастополя начали разгружаться в Камышовой бухте, поскольку противник, прорвавшись к Северной бухте, сразу приступил к обстрелу двух главных севастопольских бухт, где располагались основные причалы. Заходить в порт могли теперь только подводные лодки.
Да, многомильная блокада с моря, обстрел наших бухт намного усложнили связь с Севастополем. Бухты Камышовая и Казачья, где мы еще могли разгружаться, располагались в южной оконечности Херсонесского мыса, на значительном удалении от города, да и причалы здесь не были оборудованы, что тоже усложняло разгрузку и погрузку. Словом, стало ясно: теперь Севастополю долго не продержаться. Придется и его оставить. Для моряков, испокон веков считавших славный город столицей Черноморья, это была, пожалуй, самая тяжелая потеря за всю войну.