На ходовом мостике

Уваров П. Ю.

–  Левая турбина, сделав три оборота, застопорилась.

Приближался рассвет. Каждую минуту можно было ждать появления авиации.

–  Ваши предложения, товарищ Вуцкий?
– спрашивает Мельников.

Командир привык полагаться на слово Вуцкого, всегда точное и обдуманное. Вуцкий, зная, что командир избегает дневных стоянок в порту, попросил разрешения дать повышенное давление пара на турбину и тем самым заставить ее провернуться.

–  Разрешаю, - без колебаний ответил Мельников.
– Надо во что бы то ни стало уходить.

Вуцкий спустился в машинное отделение, а через несколько минут от него поступил доклад: «БЧ-5 к походу готова».

А вот причину

неисправности мы так и не выяснили до самого Поти.

И снова мы своевременно убрались из Туапсе, выведя корабль из-под удара авиации. Жестокая бомбежка порта началась примерно через тридцать минут после нашего ухода. Оперативную группу штаба и самого начштаба флота мы благополучно доставили в Сухуми. Мельников спросил разрешения у Елисеева на обратном пути зайти в Поти, где был судоремонтный завод.

–  Зачем вам Поти? Ведь лидер уверенно шел тридцатиузловой скоростью. [191]

–  Следует осмотреть винты. Если потребуется ремонт, его лучше сделать в заводских условиях.

Елисеев дал разрешение. В Поти Вуцкий облачился в водолазный костюм и опустился под воду. Он выяснил, что на левом гребном валу висит бухта шестидюймового стального троса, а часть его оказалась между ступицей винта и кронштейном вала. Наверняка, мы прихватили трос, когда переходили от одного причала к другому. Хорошо, что все обошлось удачно: принимая решение провернуть турбину дополнительным усилием, Мельников и Вуцкий шли на большой риск. Однако и оставаться в порту было не меньшим риском, тем более, что на борту лидера находились начальник штаба и оперативная группа.

Отремонтировались мы быстро. Наши водолазы старшина 1-й статьи Василий Гриценко и краснофлотец Петр Резниченко размотали трос и обнаружили, что им повреждены головки шпилек, крепящие втулку кронштейна. По правилам корабль следовало поставить в док, но обошлось и без этого. Начальник технического отдела флота инженер-капитан 1-го ранга И. Я. Стеценко предложил приварить специальные угольники к кронштейну, чтобы предотвратить смещение втулки. Работы производили на плаву, что позволило ввести лидер в строй на несколько дней раньше требуемого срока, а плавдок использовать для других кораблей. И поскольку переход от нефтепричала к Широкому молу произошел по причине «самодеятельности» оперативного дежурного флота, то его не раз поминали далеко не лестными словами… [192]

Это было под Феодосией

С середины лета наши корабли все чаще и чаще стали встречать в море надводный флот противника. В основном это были торпедные катера, устраивающие засады на морских дорогах. Такой катер, обладая высокой скоростью, производил атаку в считанные минуты. Появится, выпустит торпеду или две, обстреляет пулеметным огнем и - нет его… Кроме того, наше командование считало, что враг может предпринять попытку высадить десант на Кавказское побережье - не зря он перебазировал различные плавсредства в Ялту, Феодосию, на побережье Керченского пролива и, по имевшимся данным, продолжал [192] их наращивать. Советская авиация периодически наносила бомбовые удары по стоянкам вражеских судов, наши корабли обстреливали порты и расширяли действия на морских коммуникациях противника. Впрочем, гитлеровцы так ни разу и не решились высадить сколь-нибудь серьезный десант с моря - плавсредства ему понадобились для переправы войск через Керченский пролив, - но на войне лучше переоценить возможности врага, чем недооценить. Во всяком случае, исключать возможность высадки десанта у нас в тылу было бы неразумно.

В начале августа крейсер «Молотов» и лидер «Харьков» получили задание совершить набеговую операцию на порт Феодосию и Двуякорную

бухту с тем, чтобы уничтожить сосредоточенные там суда и плавсредства противника.

К тому времени отряд легких сил был переформирован в бригаду крейсеров. Командование бригады провело с командирами и комиссарами кораблей тщательную подготовку к предстоящей операции. Флагманские специалисты детально обговорили с командирами боевых частей вопросы организации взаимодействия при использовании связи и оружия на всех этапах операции. А непосредственно перед выходом лидера «Харьков» командование поставило боевую задачу всем боевым частям и службам.

Мы обратили внимание на особенности операции. Не исключалась возможность встречи с торпедоносной авиацией и торпедными катерами в ночное время. Каждый командир орудия, автомата, пулемета твердо знал, что при обнаружении низколетящего самолета или торпедного катера он обязан самостоятельно открыть огонь. Для усиления наблюдения за морем и воздухом на баке разместились дополнительные наблюдатели, вооруженные винтовками, заряженными трассирующими пулями. Выстрелами они будут указывать направление на замеченные цели. Должная работа была проведена по линии партийных и комсомольских организаций. Каждый коммунист и комсомолец осознавал, что его поведение на боевом посту будет способствовать образцовому выполнению задания.

Отряд кораблей вышел из Туапсе в 17 часов 38 минут. Крейсер «Молотов» шел под флагом командира бригады крейсеров контр-адмирала Н. Е. Басистого. Там же находился и военком бригады полковой комиссар И. С. Прагер. Корабли сопровождали четыре торпедных катера и с воздуха [193] прикрывал истребитель ЛаГГ-3, два самолета МБР-2 осуществляли ближнюю разведку и противолодочную оборону.

Через двадцать минут после выхода локационная станция крейсера обнаружила самолет противника, а вскоре мы наблюдали его визуально, когда на большой высоте он прошел над крейсером. По сигналу флагмана корабли повернули в направлении Новороссийска, а когда разведчик скрылся, снова легли на прежний курс. Самолет появлялся еще несколько раз, и мы повторяли маскирующий маневр.

Наше воздушное прикрытие было не только недостаточным, но и кратковременным. Продолжалось оно не более часа. Дойдя до оперативного радиуса действия, истребитель помахал нам крыльями и ушел на аэродром. И это словно послужило самолету-разведчику сигналом - он вновь появился над нами и даже снизился. По команде флагмана мы открыли огонь. Разведчик чуть приотстал, но вскоре вернулся и, удерживаясь на большой высоте, неотступно и безнаказанно продолжал нас сопровождать. Это не сулило ничего хорошего.

С крейсера «Молотов» по радио вызывали наши истребители, но они не прилетели, а без прикрытия с воздуха отряду было опасно следовать прежним курсом. Вплоть до 21 часа локатор «Молотова» непрерывно обнаруживал воздушного разведчика.

Стемнело. Как было условлено, МБР-2 и торпедные катера ушли на свои базы. Кораблям оставалось только положиться на опытность командиров, силу оружия и маневренность. Где-то впереди нас должна была ожидать подводная лодка М-62 с зажженным огнем, по которому корабли смогли бы уточнить свое месторасположение. Но еще на подходе к условленному месту Мельников посоветовал штурману Телятникову попытаться самому определить координаты нашего местонахождения. На войне всякое случается и лучше подстраховаться, чем потом, в случае непредвиденных обстоятельств, обвинять кого-то другого. Телятников постарался: к 0 часам 10 минутам по еле приметным береговым ориентирам - вершинам гор - он определил наше месторасположение с точностью, вполне достаточной для ведения стрельбы по площадям.