На исходе каменного века
Шрифт:
Были свои камни и у Гала. О тайниках, где они хранились, знала только Риа. Камни-цветы всегда были волнующей загадкой для Гала. Он подолгу рассматривал их, держа в лучах солнца, испытывал на твердость. Уних, как у ланнов, слабый подчинялся сильному. Самым сильным был Бесцветный камень. Его можно было расколоть, но никакой другой камень не мог оставить на нем свой след.
Лучшие камни Гал показывал Луху.
— Мои глаза слабы, — вздыхала старуха, — но они еще видят камень-цветок. Он красив, как утренняя заря. Береги его — он делает женщину счастливой. Ты подари его в брачную ночь Риа…
Луху открыла Галу и Риа великую истину: все вокруг — живое, а люди, если они хотят достойно жить, должны чтить законы жизни. Гал помнил уроки Луху, он никогда не разорял птичьих гнезд,
Гал рос и убеждался, что Луху говорила правду: живыми были и камни, и степь, и небо, и Дуа. Береговые скалы разговаривали с водой и ветром, дружили с козами и леопардами, давали пристанища птицам; ветер мог спать и бодрствовать; степь то зеленела, то желтела, а то накрывалась снежным одеялом; у неба, у Дуа, у луны и у солнца было множество лиц; у земли было тело, глаза-озера, кровь-реки, одежда-травы. Все в мире оказывалось необходимым. Сухие дрова были пищей для огня, огненные стрелы открывали дорогу ливням, в скалах обитало эхо, а на самой высокой вершине жил белый сокол, от которого произошел род Гала. Со скалы сокол взмывал вверх, выше и выше, пока не становился крохотной белой точкой в голубом небе, и оттуда камнем падал на свою добычу. Он никогда не промахивался, он бил насмерть. Опустившись с добычей на скалу, он гордо озирал вокруг себя, и от его клекота тревожно замолкали другие птицы.
Из рода Сокола уцелели лишь Гал и Луху. Остальные сородичи скрылись под пологом черной ночи. Они перенеслись туда во время кровавых битв с дамами. Воины Сокола и их жены не уступили дорогу дамам и вместе переселились в черные туманы.
Гал рос без матери и отца — их заменила ему Луху, а великий охотник Рего, возглавляющий род Леопарда, покровительствовал ему. Когда-то род Сокола был сильным и могущественным, а теперь у костра Совета он был нем. Только в юном Гале текла смелая кровь рода, и с ним одним теперь было связано как возрождение, так и гибель Сокола.
* * *
Уходя на охоту, Рего и Урбу брали с собой юношей и подростков, приучая их к многотрудной мужской жизни. Но в этот раз молодых ланнов оставили дома с наказом позаботиться о безопасности становища.
Самые смелые из юношей — Гал и Рун — не ограничивались дозорной службой. Когда в пещеру заглянул голод, они, не страшась ливней и гроз, вдвоем уходили на охоту. Они добывали кабанов, коз и больших птиц. Домой они возвращались промокшие, но гордые тем, что отвращали от соплеменников голод. У костра опять запахло жареным мясом. Ланны повеселели, больные понемногу выздоравливали — черные туманы поглотили только двоих. Умерших похоронили в одной могиле, засыпали землей, асверху прикрыли тяжелым камнем, чтобы они не вздумали вернуться в пещеру и не натворили какого-нибудь зла. Двое мертвых — это немного. Случалось, болезни уносили в черные туманы гораздо больше ланнов.
Когда приходят дожди и солнце надолго прячется за тучи, в пещере становится холодно и сыро. Тогда злые духи напускают на ланнов болезни, выпивают у них силы, как у Тощего Лока, а для ланна нет беды хуже, чем слабость. В праздник самой короткой ночи, когда юноши становятся мужчинами, а девушки — женщинами, племя отвергло Лока, потому что его иссушила болезнь. С той поры Лока гнали от общего костра, ему доставались объедки, он спал в самом неуютном углу пещеры, он обязан был чистить отхожие места. О нем никто не заботился, кроме старой Луху. Обычай запрещал ланнам помогать отверженному, но на Луху никто не обращал внимания, она будто стояла вне законов. Ее собственная участь вряд ли была бы лучше участи Лока, если бы не Гал. Он заботился о том, чтобы у нее была теплая одежда и теплая постель; он сопровождал ее в степь, где она собирала лекарственные травы; он добывал для нее барсучье сало, которым она лечила детей. Он приносил ей печеную рыбу — жесткую пищу Луху давно уже не могла есть. Но и рыбу она не съедала одна — она делилась с Локом. Сначала она заставляла его глотать барсучье сало, а потом давала
* * *
Наконец ливни начали иссякать, перерывы между ними удлинились, небо посветлело. Ланны совсем повеселели: скоро появится солнце, недолго теперь и до возвращения охотников!
Полные радостных ожиданий, ланны понемногу забывали о недостойном поведении Баока, но Баок не забыл своего бесчестья и не простил его им. Он затаился, выжидая подходящий случай, чтобы укрепить свою пошатнувшуюся власть. Он незаметно наблюдал за Галом и Руном, которых побаивался и которым остро завидовал. Он давно мечтал восторжествовать над ними, поэтому и метнул в леопарда дротик. Он хотел наказать их за смелость — для этого надо было лишь ранить зверя. Леопард мгновенно бросился бы на них. Они, возможно, и победили бы зверя, но кто знает, что могло бы случиться. Раненый леопард страшен…
Гал понял и сорвал замысел Баока. Своим поступком Баок добился лишь того, что ланны осудили его.
Время от времени Гал один покидал пещеру. Где он бывал, он не говорил даже Руну, но Рун догадывался где: на скале Сокола. Руну путь туда был закрыт. Скала принадлежала предкам Гала, а предки не любят, когда к ним приближается человек из другого рода.
Одна Риа была посвящена в тайну Гала и могла вместе с ним подняться наверх. Предки Гала ничего не имели против нее.
Сокол жил недалеко от вершины. Издали Гал с тревогой наблюдал, как в скалу били молнии. Он боялся за сокола. Огненная стрела сжигала целое дерево, без труда убивала мамонта — что для нее поразить птицу! А если это случится, погибнет и род Сокола…
Скала возвышалась над другими прибрежными скалами — подняться на нее во время ливня было нелегко даже для ловкого Гала. Но в дождь и не имело смысла подниматься: когда небо хмуро, радость спит, а звери и птицы одинаково неприветливы. Зато как только небо прояснилось, Гал поспешил наверх: сокол был жив и здоров! Радуясь Галу, он расправил крылья, стряхнул с себя неподвижность последних часов, взмыл под облака и вскоре уже с добычей опустился к гнезду.
Гал тоже отправился домой. По пути ему удалось добыть двух дроф.
Риа и Рун встретили его на площадке. Тут же, у костра, собрались остальные ланны. Все тотчас обступили Гала, разглядывая добычу. Многие с похвалой отозвались о его ловкости: обе птицы были пронзены одним дротиком.
Женщины испекли дроф в золе костра. По праву охотника Гал первым взял себе мяса, остальным мясом распорядилась Нга. Ланны начали есть. Полагая, что им сейчас не до него, Гал отошел от костра, отделил от своего куска половину, дал Риа и Улу и прошел в пещеру. Но Баок следил за каждым его шагом. Он давно обратил внимание на то, что Гала и Риа связывала необычная для ланнов дружба. Это вызвало у него зависть: он сам надеялся исполнить брачный танец с Риа. Баок последовал за Галом — тот повернул в закуток к Тощему Локу, где была Луху. Она поила Лока настоем гро. Гал дал ей мяса, потом дал Локу, остальное оставил себе.
Баок ликовал: Гал дважды нарушил обычаи ланнов! Он поделился мясом с девушкой, не принадлежащей к его роду. Право на это он имел бы лишь в случае, если бы женился на ней, но жениться на Риа он мог лишь в брачную ночь, и то если ланны дадут согласие на этот брак. А еще Гал заботился о Тощем Локе. Теперь-то Баок не промахнется, отплатит ему и за толчок в грязную лужу, и за Риа! Он устроит так, что сами ланны расправятся с Галом — надо только набраться терпения, выбрать подходящий момент.
Повинуясь осторожности, которая не покидает охотника, почуявшего дичь, Баок не торопился нанести Галу удар, хотя отсрочка мести стоила ему невероятных усилий: он ненавидел Гала, он, не колеблясь, убил бы его, если бы ему представилась такая возможность. Впрочем, к тому все и шло. Пусть пока Гал делится с Риа мясом — Баок не упустит час своего торжества, а Урбу не даст Баока в обиду! Ланны снисходительны к тем, кто, добиваясь женщины, поднимает палицу на соперника. Баоку бояться нечего.