На исходе последнего часа
Шрифт:
– Ты давай варенье накладывай, – пододвинул к Пете вазочку Валерий Иванович. – Малина с нашего участка, свежая. А может, по маленькой, а?
Полина Владимировна хлопнула его по руке:
– Ты мне давай тут парня не спаивай! Ишь ты – по маленькой, а у самого печень.
Муж вздохнул:
– Видал? И вот так уже тридцать лет.
Несколько секунд прошло в молчании, затем Полина Владимировна нарушила тишину:
– Да, время пошло суровое. Сначала этот вертолет, теперь вот Коля повесился… И чего повесился – ума не приложу.
– Ну да, спокойный, а как у тебя за стеной пьянки-гулянки устраивал, забыла?
Полина Владимировна погрустнела:
– Это точно, пил он много. И холостой. Если бы жена в доме была, может быть, и не случилось бы ничего, а так… Но все равно – неожиданно. Никогда бы не подумала, что Коля повесится.
– Почему, Полина Владимировна? – спросил Петя, прихлебывая чай.
Та задумалась.
– Как тебе объяснить? Не такой он был человек. Знаешь, у людей, которым судьба погибнуть или там покончить с собой, на лице какая-то печать есть. Вот, например, в классе на два года старше вас учился мальчик. Веселый, живой, общественные поручения выполнял… А я все время, как на него посмотрю, не могу отделаться от мысли, что с ним что-то случиться должно. И что ты думаешь? Через неделю после выпускного с пожарной лестницы сорвался. Я-то, конечно, никому о своих предчувствиях не говорила.
– А у Коли Фомина такой печати не было?
Учительница покачала головой:
– Нет, не было. Хоть он и пил сильно, никогда мрачным не был. И в глазах у него всегда какая-то искорка живая была. Нет, не подумала бы никогда, что он может покончить с собой. – И она смахнула со скатерти невидимые крошки. – А тут еще с этим вертолетом… С утра говорили, что будто бы нашли обломки, а золота-то и нет. И трупа Дегтярева нет.
«Секретные сведения», – вспомнил Петя слова Журавлева и усмехнулся про себя.
– А ведь вначале я должен был в рейс идти.
– Батюшки! – всплеснула руками Полина Владимировна.
– Конечно, Сережу очень жалко. Мы ведь с ним в одном классе учились, помните, Полина Владимировна?
– Ну как же мне не помнить? Озорной был мальчишка, задиристый.
Помолчали.
– Нет, – сказал вдруг Валерий Иванович, – ты, Полина Владимировна, как хочешь, а я чекушку достану. За помин души выпить надо. Вот и Петр меня поддержит. Поддержишь, Петя?
– Поддержу.
– Вот видишь, хозяйка! – обрадовался Валерий Иванович.
Он достал из буфета микроскопические хрустальные рюмочки и хрустальный же графинчик, наполненный до половины рыжеватой жидкостью. На дне графина болтались какие-то стебельки, корешки и листочки.
– Собственного изготовления. Двойной очистки.
Учительница мигом сбегала на кухню и принесла закуску – малосольные огурчики, домашнюю ветчину и хлеб.
Не чокаясь, выпили. Полина Владимировна только пригубила.
– Скажите, Полина Владимировна, – несмело начал Петя, – вот вы говорили, что к Коле часто люди
– Да разные, Петенька, всех разве упомнишь?… В основном местные забулдыги. Или с работы.
– А чужих не было?
– Были, – уверенно сказал Валерий Иванович. – Видел я и чужих.
Он, несмотря на протестующие жесты жены, разлил по рюмкам еще водки.
– Приходил тут примерно неделю назад один. Судя по акценту (у нас стены, сам знаешь, бумажные), как говорится, – лицо кавказской национальности.
Петя насторожился.
– Да, вроде грузин. Он еще о чем-то долго с Колей препирался.
– А я его, между прочим, сама видела, – вступила в разговор Полина Владимировна. – Как раз вечером с работы возвращалась и заметила, что он от Коли выходил.
– Полина Владимировна, – как можно более внушительно сказал Петя, – а вы не могли бы его описать?
Она задумалась.
– Ну что, грузин как грузин, смуглый, усатый, лет сорока пяти – пятидесяти, невысокий. Да я же его потом на почте встретила…
– Давай-ка, Петя, еще выпьем. За здоровье.
Петя торопливо чокнулся и опрокинул содержимое рюмки в рот.
– А что он на почте делал?
– Он конверт надписывал. Видно, письмо хотел отправить.
Она долго примеривалась и тоже проглотила водку. Но, не рассчитав своих сил, поперхнулась, и мужу пришлось долго стучать ее по спине, пока она не пришла в себя.
– Ну ты, Полина Владимировна, даешь!
Петя от нетерпения начал грызть ногти. Наконец, последний раз кашлянув, учительница продолжила:
– А ты же меня, Петя, знаешь, у меня внутри все переворачивается, когда я вижу, что пишут безграмотно.
Петя улыбнулся:
– Да уж, пришлось на собственной шкуре убедиться.
– Ну вот, а грузин этот, видимо, писать в прошлом году научился. Представляешь, «Владивосток» через "о" написал. «Влодивосток».
– Так он во Владивосток письмо отправлял?
Полина Владимировна кивнула.
– А улицу Достоевского вообще переделал в «Дастаефского». Хамство какое!
– Полина Владимировна, – с надеждой спросил Петя, – а вы случайно номер дома не помните?
– И номер помню, – радостно ответила она, – дом номер 28, такой же, как и у нас, почему я его и запомнила. А вот фамилии на конверте не стояло. Без фамилии письмо было.
НЕПРАВИЛЬНЫЕ ГЛАГОЛЫ
Олег Марченко, старший следователь Таллинской городской прокуратуры, сидел в своем кабинете и зубрил неправильные глаголы эстонского языка. Дело было трудным и очень ответственным. Шутка ли, администрация вполне может поставить вопрос о его увольнении, если не будет сдан экзамен. А до него оставалось всего каких-нибудь полторы недели. Поэтому, отложив в сторону все дела, в том числе и самые срочные, включая расследование причин катастрофы парома «Рената», Олег Марченко водил пальцем по учебнику, как первоклассник.