На исходе последнего часа
Шрифт:
– А не похоже было, что она надеялась, что Герат – труп?
– Едва ли. Да честно говоря, любому, кто хоть раз его видел, поверить в это было трудно. Это не человек, а амфибия. Те же абхазцы его подстрелили однажды. Записочку оставили: так, мол, и так, порешили мы человека, за то, что воровской закон не уважает, обывателей раздевать не дает и прочее. Вогнали в него всю обойму из «ТТ». Но в сердце и голову не стреляли, чтобы помучился. Ну и что? Через полтора месяца мужик вышел из больницы.
– Извини, Андрей, а что случилось с твоей женой?
– Несколько лет назад последние
Турецкий молчал, понимая, что любые слова тут неуместны. А Трофимов продолжал размышлять вслух:
– Вообще-то я думаю, что Малахов просто вел какую-то игру через Герата, возможно, даже так, что тот этого и не понимал. В любом случае он его использовал как источник информации, это точно. Но как связать их сейчас, я не представляю.
– Честно говоря, меня больше всего беспокоит эта история с Климовой, – признался Турецкий. – Все как-то очень нелогично. Этот странный подвал…
За окном пошел дождь. В комнате потемнело.
– Слава Богу, а то ведь какой-то идиотизм, – проворчал Трофимов, – так глаза слепит… А все очень просто. Здесь рядом, на базе МВД, служил сынок нашей местной шишки, хозяина зеркального завода. Малахов через друзей дембельнул пацана побыстрей, а папаша за это бухнул в госпиталь изрядные деньги. Но облицовочных материалов, как всегда, не хватило. Зато теперь ему всегда есть, где отлежаться, – хохотнул он. – Когда солнце глаза слепит, так светло.
– Светло? – переспросил Турецкий. – Черт возьми! – Он вспомнил странную надпись в подвале: «Да будет „Свет“!» Почему последнее слово было взято в кавычки? – Вот что, Андрей, немедленно вспоминай, есть ли в городе какая-нибудь фирма, занимающаяся электроникой, с названием «Свет» или что-нибудь в этом роде?
– А чего ж тут вспоминать? У Герата есть такое малое предприятие. Ты уже получил на него все документы? А в чем дело?
– У Герата?! Тогда визит в гостиницу «Горизонт» пока что откладывается. Потом все объясню. Приеду вечером, еще мне кое-что расскажешь про нравы аборигенов. Все, извини, теперь нет времени. – И Турецкий буквально умчался.
– Пусть мне привезут черные очки – от этого зеркала. И пару запасных обойм! – крикнул вдогонку Трофимов. – Что-то неспокойно здесь, задницей чувствую!…
ПРОДАЖА КОВРОВ ПО ТАЛОНАМ
Уже оказавшись на Ленинградском вокзале, Поляков вспомнил, что говорил о Москве Маше, и улыбнулся. Что-то вроде того, что не любит столицу. Нет, неправда. Этот город ему неисправимо родной, и ничего тут не поделаешь. Что может быть лучше, чем сумасшедшие студенческие годы, первая любовь, вторая любовь, правда, она же – и последняя?…
На самом деле, и сейчас Вячеслав Георгиевич понимал это четко, проблема в том, что делами он бы здесь заниматься уже не смог. Столица парадоксальным образом его расслабляла, а вот этого допускать было никак нельзя, особенно теперь. Очень удобно, что в Москве жили сыновья, по крайней мере, это всегда могло служить официальным прикрытием неожиданного приезда. Но сейчас он собирался не к ним.
Проблема была только в транспорте. Из-за необходимости соблюдать инкогнито его никто не встречал, хотя стоило только свистнуть партнерам, самодовольно думал Поляков, целый автопарк бы подогнали.
Довольно большого труда стоило ему поймать «мерседес», правда, сто девяностый, но все же.
Останавливавшиеся до этого на самых разных машинах частники недоумевали: чего хочет капризный пассажир? Капризный пассажир просто хотел ехать только на «мерсе», и ни на чем другом.
Поляков ехал в гости к единственному человеку в Москве, который знал, что он уже здесь. Вполне можно было сказать, что Петр Романович Кривцов был для него своеобразным торговым партнером, во всяком случае, денежные отношения между старинными приятелями существовали.
Кривцов поставлял самое ценное, что может быть в бизнесе, – информацию. Правда, Кривцов больше не работал в ФСБ. Теперь у него была своя маленькая частная фирма, которая, как ни странно, называлась «Универмаг». Впрочем, для того имелись все основания.
Он считал своих клиентов самыми обычными покупателями, которые ходят по залу с тележкой и накладывают в нее выбранный товар. Но товар, не только выбранный для продажи, но и разрекламированный владельцем магазина. Это означало, что когда люди приходили к нему со своими проблемами, он вовсе не пытался решать их, отнюдь. А вместе со своими покупателями он сперва определялся в необходимости и правильности выбранного товара. Он даже иногда отговаривал их. В конце концов, бывает же сметана несвежей!
Но когда товар действительно был выбран, успокоенный клиент уезжал, уже зная точно, когда ему необходимо вернуться. Это было как бы время стояния в кассу. И время упаковки товара.
За последний год никто не смог сравняться с Кривцовым в качественности и точности предлагаемой информации. Он держал руку на пульсе практически всего!
– Не понимаю, Петр Романович, как тебе это удается, – признавался Поляков. – Никакими старыми связями это объяснить невозможно. Ну невозможно быть одновременно везде и видеть все! Я же знаю, что на тебя работает всего полтора десятка человек.
– Честно говоря, – вздыхал обычно Кривцов, – и это гораздо больше, чем мне необходимо. Совсем мне столько ни к чему. Знаешь, жалко все-таки людей. Не на улицу же их выбрасывать, верно?
Высокий и грузный Кривцов, как обычно, восседал за своим массивным дубовым столом. Поляков поймал себя на том, что не может вспомнить хозяина элементарно передвигающим ноги. Гораздо легче было представить себе, что Кривцов так и спит за этим столом, и ест, и делает еще какие-то вещи, без которых в жизни не обойтись.