На исходе последнего часа
Шрифт:
– А это не ваше дело.
– В общем-то да, – согласился Турецкий и попробовал застолбить начатую вчера «синхронизацию». – Вы курите, Вэлла?
– Курю, вы уже спрашивали, – удивилась она: сигарету Турецкий так и не предложил. Курить ей, конечно, запретили, но что сейчас может быть успокоительней.
– Что вообще случилось? – спросил Турецкий, поигрывая пачкой сигарет.
– Мне сказали, что «Свет» чуть ли не полностью сгорел. Это правда?
Турецкий кивнул и подумал, что это подействовало на нее, пожалуй, сильнее, чем гибель мужа.
– Спрячьте меня, спрячьте
– Чего вы боитесь?
– Да если бы я знала! Я бы никогда вас об этом не попросила. Я просто чувствую! Может женщина чувствовать или нет?!
– Мне, знаете, и самому часто хочется спрятаться. Да разве в нашей стране это можно сделать? И потом, я думал, Герат научил вас уметь постоять за себя.
– Кто бы говорил, – усмехнулась Вэлла.
– Вэлла, вы великолепны, – согласился Турецкий, трогая пальцем болезненный кровоподтек под глазом. – Фу ты, черт, извините… Что-то меня подташнивает… А если честно, то и тошнит.
– Вас тоже? – удивилась Вэлла.
Номер два, отчитался Турецкий сам перед собой: "Синхронизация перетекла в «ведение».
– Почему у вас не было детей?
– Спросите у Герата, – усмехнулась она.
– Скажите, он был хорошим мужем?
– Александр Борисович, какое вам дело? Дайте лучше сигарету.
– А вам можно? – Турецкий достал сигарету из пачки «Мальборо», протянул ей. И зажег зажигалку «Зиппо».
Вэлла отшатнулась.
– Что-нибудь не так? – Турецкий продолжал настойчиво держать зажигалку перед ней, внутренне проклиная себя за это.
– Нет-нет, все в порядке.
Но явно все было не в порядке. Вэлла смяла сигарету и выбросила ее.
Вот оно, «якорение»! Это одновременно память о погибшем муже и орудие пытки, которое применяли к ней в подвале. Турецкий слегка содрогнулся, но тут же отмел прочь мешающую работать эмоцию. Более яркий, жестокий и точный «якорь» трудно было вообразить в этой ситуации.
Турецкий встал со своей табуретки и подскочил вплотную к ней.
– Вэлла, отвечайте сразу и коротко, – мягко, даже нежно попросил он, – вам же самой хочется это сделать. Кому и когда Герат продал…
Что– то звякнуло в эту секунду, и Турецкий даже не сразу понял, что это разлетелась прикрытая часть окна. Но со стены на Вэллу посыпалась штукатурка.
Звук следующего выстрела, произведенного из оружия с глушителем, Турецкий уже расслышал и успел прикрыть Вэллу, а потом просто сбросил ее на пол. А сам, выхватив «марголин», прополз по полу, в «мертвом» секторе, если, конечно, стреляли не с неба, с вертолета, мелькнула безумная мысль.
Выстрелов больше не последовало.
Одним рывком он выпрыгнул в окно. И угодил в куст шиповника.
Матерясь про себя, Турецкий выбрался из него и обследовал сад, в котором уже никого не было. Найти какие-то следы не представлялось возможным: тут в разное время гуляли десятки выздоравливающих и безнадежных.
Турецкий влез обратно и, не разговаривая с Вэллой, побежал в палату к Трофимову, который уже практически выполнял здесь функции главврача, по крайней мере – административные. Узнав о наглом нападении на Лечсанупр УВД и ФСБ, тот позеленел от бешенства, и через четверть часа Вэллу переселили в изолятор на пятом этаже. Кроме них троих да одной медсестры, об этом никто не знал, включая толстуху завотделением.
В изоляторе Турецкий посетовал на обстоятельства, извинился за скверную милицейскую защиту, порекомендовал не волноваться, пообещал, что все образуется, попрощался и пошел к двери. Но остановился и буднично спросил, словно забыл какую-то ерунду:
– Кому и когда Герат продал свою фирму? Ну?!
– Человеку по имени Батон, – с явным облегчением и сама себе удивляясь, сказала Вэлла. – Батону. Ба-то-ну!
Ну вот и все, подумал Турецкий, и усталость как рукой сняло. «Якорение», которым была зажигалка «Зиппо», неожиданно для него самого перетекло в стрельбу, которая сослужила хорошую службу. Вот вам и НЛП, май диа френд Трофимов! Турецкий моментально задал следующий вопрос:
– Вы видели его? Это не Бенардаки?
– Нет. То есть я не знаю. Муж не однажды говорил со своим «покупателем» по телефону. Больше о нем ничего не знаю. Наверно, не Бе…нардаки. Он по виду какой-то технарь. А у меня почему-то нарисовался портрет эдакого толстосума. Помню, он постоянно в ресторан приглашал – обмыть сделку, но Герат каждый раз посылал его подальше. Я даже голоса этого Батона никогда не слышала.
Итак, жизнь прекрасна и удивительна. И проста, как пять копеек. Значит, Герат в какой-то момент просто избавился от собственной фирмы. Чем же она ему мешала, пока непонятно…
Ну а тогда, конечно, ботаник Виталя Афанасьев и не предполагал, что готовит казнь своего бывшего босса. Да чего там, он даже не знал, что босс – уже бывший. Герат почему-то не счел необходимым сообщить об этом своим чудо-специалистам.
Действительно, соображал Турецкий, а Бенардаки тогда мог вообще не знать ничего о Герате. Акционирование фирмы – это, конечно, липа. Бенардаки – просто зиц-председатель, пешка в руках нового хозяина, господина Батона. Он, конечно, не есть Батон, а Батон не есть он. Кто это догадается худого, желчного грека обозвать Батоном. Тут нужно хорошее чувство юмора, что явно отсутствует у всей этой гоп-компании.
– Но вы знали предыдущего директора «Света»? – спросил Турецкий.
– Последние полгода такого человека вообще не было в фирме. Они там существовали как-то сами по себе, но под контролем Герата. В сугубо технические вопросы он, конечно, не лез.
– Отвечайте так же быстро и толково, сейчас важна ваша первая, непосредственная реакция на вопрос. Герат сделал это охотно? Я имею в виду продажу фирмы.
– Ни в коем случае. Это было его детище. Он вложил в «Свет» очень большие деньги, которые не проходили ни по какой бухгалтерии. Там были собраны несколько уникальных специалистов, каждый из которых был в каком-то смысле незаменим – занимался очень узкими проблемами. Герат хвастал, а с ним это случалось крайне редко, что эти головастые ребята далеко не всегда представляют себе, что они в конечном счете делают. Хотя, естественно, было много и стандартной работы, разные там сигнализации и прочее.