На исходе последнего часа
Шрифт:
– Именно, – подтвердил Поляков с удовольствием.
– Почему же вы так хотели спрятаться именно в тюрьме, от кого вам нужна защита?
– Спрятаться я уже вряд ли где смогу. Я теперь зомби, на мне клеймо. Я здесь отчасти затем, чтобы получить что-то вроде индульгенции…
– Это вы ошиблись адресом, в Ватикан надо было обращаться.
– Вы не понимаете. Чтобы получить индульгенцию и сразу же поделиться с вами этим большим человеческим счастьем.
– Действительно, не понимаю, – сознался Турецкий.
– Это опасное
– Объяснитесь, если возможно.
– А если нет?
– Тогда мне придется изымать ваши соображения самостоятельно, – начиная раздражаться, сказал Турецкий. – Такая уж работа. Слишком много разных дел связано с вашей неординарной персоной. Но давайте кончать этот абстрактный разговор. Я готов еще раз отведать клофелина, только бы разобраться в том, что вы наворотили.
– А скажите, Александр Борисович, что было в камере хранения, которую я вам назвал?
– Вы хотите сказать, что не знаете этого?
– Конечно, нет. Или, может быть, вы нашли там мои отпечатки пальцев? – насмешливо спросил Поляков. – А я-то гадаю, зачем с меня их тут снимали.
– Мы нашли их в другом месте, – спокойно заметил Турецкий.
– Да, я понимаю, в машине «скорой помощи». Ну так я от этого не отказываюсь.
– И может быть, не откажетесь от убийства санитара Менжеги?
– Не откажусь, – охотно согласился Поляков.
Турецкий не поверил своим ушам.
– Повторить? – усмехнулся Поляков, открывая идеальные зубы. – А лучше давайте все с начала. Лады, как вы говорите?
– Это я и хотел предложить. Итак, когда вы познакомились с Менжегой?
– Простите, я все же хотел бы узнать, что именно нашли в камере хранения?
«А что я теряю? – подумал Турецкий. – Тем более, скорей всего, Поляков и сам это знает».
И он сказал:
– Там были яуфы с пленкой.
– Что такое яуфы?
– Металлические коробки, в которых хранится кинопленка, – теряя терпение, объяснил Турецкий.
– То есть там было кино?
– Да.
Поляков хлопнул себя по лбу:
– Как же я не догадался. И какое же?
– Не знаю, я еще не смотрел.
– Я имею в виду – наше или иностранное?
– Да какая разница, в конце концов?!
– Может, и никакой, а может, и существенная. А вы разве не понимаете, откуда оно взялось, вы, следователь?! Вы же были недавно в Сочи!
И тут Турецкий поперхнулся. Действительно, как он мог забыть! В первый же день Трофимов рассказал ему, что из внеконкурсной программы фестиваля пропало тринадцать фильмов, и по этому поводу разразился приличный скандал. И вот они где выплыли. Да, кстати, ведь нашлись только два фильма, а где же остальные? Еще и это теперь добавилось, не говоря уже о каком-то мифическом Принце, о котором обмолвился Поляков.
– Откуда в таком случае вы знали про этот тайник? – недоверчиво спросил Турецкий.
– От Менжеги.
– Тогда я еще раз спрашиваю: когда вы с ним познакомились?
– Неделю назад. Он пришел в мою фирму в Таллине, представился как корреспондент какой-то местной русскоязычной газеты. Потом, естественно, выяснилось, что таковой вообще не существует. Самое странное, что он даже предварительно был записан на прием, причем якобы по моей просьбе. Очевидно, кто-то сумел поговорить с секретаршей моим голосом. А я тогда взял себе за правило не упускать ни единой возможности для общения со средствами массовой информации, потому что надо же было людям объяснить, что реально произошло. На «Ренате» ведь и русских пассажиров было много. Люди могли просто перестать плавать через Балтику.
– А вы считаете, без вас это было непонятно. Лучше бы сменили этот широковещательный тон, Поляков. Очнитесь, вы уже не на телевидении.
– А я туда не напрашивался. Меня просто подловили. Кто-то в гостинице узнал и позвонил на НТВ.
– В какой именно: в «Космосе», «Славянской», «Интуристе», «Измайловской»? Вы ведь меняли их в Москве каждый день, не правда ли?
– Ого, вы проследили почти весь мой путь. Я польщен таким вниманием.
– К сожалению, вам тогда повезло. Мои коллеги каждый раз опаздывали. А когда вы поменяли документы, они и вовсе вас потеряли.
– Понятно. Но я прятался не от вас.
– От Принца?
– От Принца.
Турецкий вспомнил, что Вэлле Климовой в подвале дома Киряковых выкололи на бедре букву "П". Привет от Принца.
– А что же Менжега?
– Его правая рука. Теперь уже, к счастью, отрезанная.
– О чем был ваш разговор с Менжегой в Таллине?
– Ни о чем. Он с ходу стал угрожать непонятно чем непонятно за что. Из его немногих слов выходило, что катастрофа «Ренаты» – это спланированная акция, которая была направлена конкретно против меня.
– Кем?
– Он не сказал. Там звучало только «мы» да "я". Какой-то абстрактный бред.
– Вячеслав Георгиевич, вы же не уголовник, откуда взялась эта кличка – Поляк?
Поляков пожал плечами.
– А позвольте полюбопытствовать, Александр Борисович, как вас в детстве приятели звали? Наверно, Турок? Так что же вы спрашиваете? Такие вещи сопровождают нас всю жизнь. Они как бы ниоткуда не берутся и никуда не исчезают.
– Да вы философ. – Турецкий вдруг стал чем-то весьма доволен.
– Любой бы на моем месте им оказался. Когда на тебя ни с того ни с сего устраивают охоту, а на твоих близких – облаву, и все это – без малейших причин, поневоле начинаешь задумываться о вещах глобальных, о том, до чего нет дела в повседневной суете. Но скажите, чему вы так по-детски улыбаетесь? Я надеюсь, сюда сейчас не несут какие-нибудь специальные клещи для выдергивания ногтей?
– Все очень просто. Обратите внимание, что сами вы ни разу себя Поляком не называли. Не задумываетесь, откуда я могу вас знать под таким именем?