На излёте, или В брызгах космической струи
Шрифт:
– Боря, а дальше что? Поснимал и все?
– Почему все? Некоторые снимки показываю знакомым фотохудожникам из АПН. Иногда критикуют, иногда хвалят. Несколько снимков уже опубликовали под своими фамилиями, а гонорар мне.
– Боря, а почему тебе самому ни стать фотохудожником того же АПН?
– Нашел дурака. Да я их зарплату за неделю зарабатываю. Они сами рады на моем месте поработать. Только оказалось, не все могут. У них стабильности нет. Тут некоторые по моей наводке попробовали поснимать. Провалили все дело. Через неделю принесли в школу несколько снимков. Отличные снимки. А остальные, где? Снимались-то все. Не получилось, говорят. Вот тебе и фотохудожник на промысле. А у меня – скорость, стабильность и качество. И, соответственно, заработок.
Не понял я тогда меркантильных соображений брата, потому что все еще мыслил, как типичный идеалист – главное это полезная человечеству работа, а зарплата и прочие блага придут автоматически, по твоим заслугам. Государство само оценит твой труд достойно. Как же я ошибался.
– Ну, здравствуй, дядя, – приветствовал меж тем Боря дядю Ваню, – Ты не меняешься. Заморозился в одном возрасте. О-о-о! Какие шикарные штаны себе приобрел! А сапоги! Неужели натуральный хром? Типичный жокей! В скачках собрался участвовать, дядя? Или так, для форса? – шутил Борис. Шурика он даже не замечал. И тот молча стоял в дверях.
– Ты все шутишь, как всегда, – недовольно ворчал дядя, – Нет, чтобы пригласить всех в дом, а потом расспрашивать, – поучал он племянника.
– Ну, раздевайтесь и проходите в дом, – пригласил Боря и вышел из тесной прихожей, – Пойдем, Толик. Пусть раздеваются.
Мы прошли в гостиную.
– Знаешь, Толик, вот не люблю я этого жлоба, хоть убей. Еще с детства, когда мы с Генкой жили в войну в Кораблино. Да и сыночек под стать папаше, – пожаловался Борис.
Степенно вошли гости – дядя Ваня в галифе, домашних тапках и рубахе с короткими рукавами, а за ним Шурик как был, но в носках, ему тапок не хватило.
– Представляешь, Боря, такой большой кусок сала тебе приготовил. Специально выбирал. На стол положил. Так и остался на столе. Представляешь, склероз проклятый, забыл. Так жалею. Веришь? – вдруг понес дядя какую-то чушь.
– Верю, дядя. Ты же совсем не меняешься. Спасибо тебе за сало. Сейчас вот место в холодильнике освобожу, чтобы Нина посмотрела, какой большой кусок ты для нас приготовил, – поддержал дядю Ваню Боря, а я содрогался от беззвучного смеха, – Ладно, дядя, ты зачем приехал? Говори, а то мне некогда. Надо фотографии срочно печатать.
– Так, ты, гостей встречаешь? Даже не угостил, а сразу в разговоры полез, – снова заворчал дядя.
– Дядя, ты же не предупредил, что в гости приедешь. Хозяйка на работе, да и я не прохлаждаюсь. А угощение еще найти надо. Я даже не знаю, что у меня в холодильнике осталось, кроме твоего сала.
Боря достал из холодильника начатую поллитровку водки, поставил три рюмочки, быстро нарезал хлеб, положил на тарелку несколько маринованных огурчиков из банки. Дядя с явным неудовольствием следил за приготовлениями.
– Ну, ладно, вы тут давайте, угощайтесь, а я пошел, – сказал Боря и пулей вылетел из кухни.
– Ну и племянничек. Выставил початую бутылку. Как кость собакам бросил. Закуски никакой. И сам ушел. Ладно, Толик, наливай, – поворчав, выдал команду дядя.
Мы выпили и закусили. Стало ясно, больше здесь делать нечего. Сильно потускневший дядя Ваня тут же засобирался навестить второго племянника – Гену. Когда прощались, Боря отвел меня в сторонку.
– Толик, ты извини. Но, честное слово, я как завязал, на этот процесс спокойно смотреть не могу. Тянет так, что сил нет. Но, надо держаться. Мне нельзя ни капли, иначе сорвусь, – пояснил Боря свой стремительный уход из кухни, – Ты заходи ко мне в любое время. Я в основном дома. Тогда и поговорим.
Гена жил в самом центре, где занимал комнату в коммунальной квартире. Старый дом был в ужасном состоянии. Вскоре его должны были снести, а семья Гены уже давно жила на чемоданах. Тем не менее, Гена очень обрадовался приезду дяди. Особенно, когда тот попросился пожить у него несколько дней. Оказалось, недавно освободилась комната, из которой очень кстати выехали соседи.
Передав дядю с Шуриком в надежные руки, вернулся домой.
К Боре попал лишь через неделю. Мы приехали к ним в гости всей семьей в выходной. После того выходного мне было позволено бывать у брата в любой момент, когда захочется. Моя Таня попала под обаяние живого характера Бориса. Понравились друг другу и наши жены. Нина, жена Бориса, была прямым, открытым человеком – таким же, как Таня. И, конечно же, всем понравилась наша Светланка. Боря снова сделал кучу фотографий, в том числе и самую удачную фотографию жены.
Попытался поискать хоть временную работу. Но, едва показывал паспорт, выданный в Харькове и без прописки, мне отказывали. Мои объяснения никого не трогали, потому что никто не хотел неприятностей. Посетил и паспортный стол. Там встретили аналогично. Мне пояснили, что пропишут лишь после того, как в моем паспорте будут два штампика – о прописке в Харькове и о выписке оттуда.
А Боря, наконец, купил машину. Это был подержанный автомобиль “Москвич” – маленькая “Волга”, как любовно называл это чудо позавчерашнего дня брат.
– Представляешь, рама сделана из трехмиллиметровой стали, а кузов – из миллиметровой. Куда там “Жигулям”. Здесь все можно варить. Я в ней все переберу. Сначала ходовую, а потом все подряд, – делился своими планами новоиспеченный автовладелец.
Мгновенно начались традиционные неприятности, как и у всех, кто хранил авто на улице. В тот день, когда впервые увидел Борино приобретение, оно уже было не на ходу. Какой-то негодяй порезал шины всех стоявших во дворе автомобилей. Шиномонтажники ликовали.
А Боря выходил из себя, потому что был уверен, что это дело рук кого-то из соседей.
– Убью мерзавца, если поймаю! – кричал Боря на весь свой небольшой дворик.
– Боря. Убьешь человека из-за каких-то колес? – с удивлением спрашивал брата, уже зная, что чувствует человек, убивший даже преступника. Слава богу, что не мои пули поразили тогда убийцу беззащитных людей. Он застрелился сам, когда понял, что я загнал его в ловушку, и он нейтрализован. Но, до сих пор содрогаюсь, вспоминая тот ужас, когда осознал, что убил ЧЕЛОВЕКА.