На изломе чувств
Шрифт:
– Понятно.
Беру жену за руку и веду в коридор. Проходим мимо наших соседей и вновь во мне поднимается волна злости. Как же надоело жить в этой пропахшей алкоголем коммуналке, сил нет. Если бы не Верина операция, послал бы давно всех на х*р, а ссориться с этими ушлепками не хочу, себе только боком выйдет. Еще немножко и все будет, потерпи Озеров, уговариваю сам себя. Вера быстро готовит яичницу, в считанные минуты мы завтракаем и уходим из квартиры.
Выходим из подъезда и направляемся к нашей машине. Вера диктует адрес детского дома, а мне становится не по себе. Я вообще никогда не задумывался о детях. Мужикам проще, наследника можно сделать и в шестьдесят, если сильно прижмет, а на кой лад мне сейчас дите, когда каждая копейка на счету, да и к тому же ребенок чужой! Я не привык себя обманывать, и эта идея мне в корне не нравится, но, если Вере так действительно станет лучше, хрен с ним. Ребенок так ребенок.
Только, когда мы заходим в это обшарпанное заведение под названием «детский дом», меня начинает конкретно потряхивать. Как можно ежедневно приходить сюда и смотреть в глаза этих несчастных детей? Твою мать, каждый из них ведь ждет своих родителей. Стараюсь не задумываться об этом, но выходит с трудом. Какая-то тетка встречает Веру как свою старую знакомую и подводит к мелкому пацану. Это видать и есть тот самый Марк. Я не знаю, как так получилось, но мальчик реально похож на меня глазами, да и волосами тоже. Наверное, можно и вправду подумать, что он мой.
Дальше начинается знакомство и наше недолгое общение. Скажу прямо, ребенок меня не впечатлил. Проблема в том, что он слишком большой, чтобы ему воспринимать меня как отца. Максимум кем мы сможем стать- это друзьями. Смотрю на радостную Веру и понимаю, что придется ей уступить, и кому надо заплатить-заплачу, чтобы закрыли глаза на Верин диагноз. Хочет пацана- получит, если что отправлю в деревню к родителям. Когда у Верки будет операция, они помогут с пацаном.
– Мы вернемся, Марк, мы скоро с дядей Мишей тебя заберем.
– Пока, Марк, - машу ребенку, а самому смешно.
– Дядя Миша? Ты серьезно, Вер?
– Ну а как я могу тебя назвать?
– Дед Мазай. Пошли уже, мать Тереза.
– Мы усыновим его? Обещай, пожалуйста?
– Обещаю.
***
Два месяца пролетели словно два дня. Вера как одержимая носилась с пацаном. И деньги пришлось заплатить и справки подделать, вот и малой уже у нас дома. Официально нами усыновленный. Сняли вторую комнату у алкаша, специально для ребенка. Благо у нас с Верой осталось все по-прежнему. Все вроде бы ничего, Вера счастлива, пацан спокоен и не докучает, деньги есть, вот только, сука, главного нет! Я уже не знаю кому я плачу эти деньги и будет хоть какой-нибудь от них толк.
– Миш, не расстраивайся, пожалуйста. Мне же сейчас хорошо, дождемся мы нашего сердца, да?
– Да.
– А когда у тебя выходной? Хочу все вместе сходить в парк.
– Вер, ну какой парк, конец декабря! Я тебя прошу гулять только у дома, поняла меня?
– Да, я тебя люблю.
– Я тебя тоже, поэтому, пожалуйста, думай не только о ребенке, но и о себе.
– Хорошо. Миш, а можно я кое-что попрошу тебя, только не злись.
– Опять начинается, что на этот раз, сигареты? Вер, я стараюсь, не могу так сразу.
– Нет, Мишенька, я не об этом. Всякое может случиться, поэтому я тебя попрошу, будет ли у меня операция или нет, пообещай, что не бросишь Марка, пожалуйста. Если ты проведешь с ним чуть-чуть больше времени, ты поймешь, что он может стать для тебя настоящим сыном. В общем, пообещай, что не отдашь его обратно, если я не доживу до операции или доживу, но потом что-то случится.
– Вер, ты меня сейчас бесишь.
– Пообещай, мне так будет спокойнее.
– Я не верну его в детский дом ни при каком раскладе, обещаю.
– Знаешь, Озеров, иногда мне кажется, что ты нереальный. Ну какой еще на свете мужчина будет во всем соглашаться с женщиной?
– Наверное, тот, который любит. И кстати, не во всем-то я и соглашаюсь, и вообще может я вру.
– Да ладно, я тебя как облупленного знаю, у тебя глаза не врут, Мишенька. Спасибо за то, что ты у меня такой. Самый лучший, красивый, любимый…
– Говори еще, мне нравится, прям бальзам на душу.
– Дурачок.
***
Тридцатое декабря, вот оно-начало новой жизни, а раньше я не верил в чудеса. Все, теперь и в деда мороза поверю, и малому куплю игрушек. Кажется, я никогда не был так счастлив. Руки и ноги трясутся от волнения, словно я девчонка на первом свидании. Набираю номер, а у самого слезы на глазах.
– Да.
– Вер, пляши. Через неделю у нас операция. Все! Я договорился, сразу после праздников ты ложишься в больницу.
– Ты серьёзно?
– Ну, стал бы я шутить об этом?! Это нам подарок на новый год. Я через час буду дома, люблю тебя.
– И я, Мишенька, жду тебя.
Сажусь в машину и отправляюсь домой. На дорогах тьма, ни хрена не видно. Метель, да гололед. Плетусь как черепаха, но уж лучше так, чем домой и вовсе не добраться.
Захожу в квартиру и иду в нашу комнату. Только никто меня не встречает, Марк что-то рисует в блокноте, не обращая на меня никакого внимания.
– А где Вера?
– Пошла в магазин за шоколадкой. У нас закончилась последняя.
– Тебе все шоколада мало?
– пацан накуксился, но больше ничего не сказал.
Господи, так не должно быть, но меня бесит этот ребенок. Шоколадка у него закончилась, а то, что на улице задница творится это неважно, шоколада ведь хочется. Надеваю обратно куртку и выхожу из подъезда. Недолго думая, иду к ларьку, в котором Вера постоянно покупает этот дурацкий шоколад. Хоть по дороге ее встречу. Не дошел пару шагов до перекрестка, как заметил скопление людей. Какое-то гадкое предчувствие засело где-то внутри. Подхожу ближе, только из-за метели и столпившихся людей хрен что разберешь. Кто-то вызывает скорую, кто-то кричит.