На изломе чувств
Шрифт:
– Миш, только не перебивай, - мой непосредственный начальник садится напротив меня и видимо сейчас начнет отчитывать. Мне не то чтобы стыдно, но неприятно уж точно.
– Что ты делал почти месяц, спрашивать не буду, думаю это итак понятно. Не буду ходить вокруг да около, это теперь мой клуб. Хочу, чтобы ты занял мое место, то есть место управляющего. Знаю, что ты сейчас скажешь, что все это тебе больше не надо и все в этом духе, но поверь мне, займешься делом и времени на то, чтобы жевать сопли не останется. По себе знаю, будешь занят-пойдет все в гору, ударишься в самобичевание –помрешь, вопрос только во времени. Знаю, что клуб-это не предел мечтаний, но заработаешь денег, а там и свое дело можно будет открывать. В общем ты немаленький, сам разберешься. Только время на раздумья я давать тебе не буду, ты все-таки не девчонка. Так что сейчас говори да или нет.
Раздумывал ли я? Однозначно- нет. Бесит, что вокруг развелось слишком много советчиков, но терять мне точно нечего.
– Согласен.
– Ну вот и славно. С февраля жду тебя здесь, посвежевшим, похорошевшим и, Миша, пожри уже что-нибудь, одни глаза остались.
– Завтра к родителям поеду, мать откормит, как надо.
– Ну и отлично, я на связи.
***
До отъезда к родителям занялся обустройством комнаты для малого. Сделал липовую справку в школу, благо деньги есть, осталось только привезти сюда ребенка. Когда подъезжал к родительскому дому, было жутко страшно. Вот так позорно и страшно, как будто мне снова пятнадцать, и я пришел позже положенного времени.
Выхожу из машины, закуриваю сигарету и жду непонятно чего, знаю, что мать не отвернется, да и отец тоже, но все равно не по себе. Последний наш разговор с отцом помню смутно, кажется, он жутко злился, называя меня Бог знает кем. Кидаю окурок в снег и открываю калитку. Кажется, сто лет здесь не был, хотя всего пару лет прошло. Дом старинный, пора его снести к чертовой матери, вот накоплю денег и построю им нормальный дом, нечего ютиться в этой дыре.
– Мишка!
– мама как всегда выходит без верхней одежды. Бросает таз с бельем и кидается мне со слезами на шею. – Приехал! Дурачок мой, живой хоть. А худенький какой, Мишенька.
– Ну ты просто обязана меня откормить, - целую маму в щеку. – Пойдем в дом, холодно, а ты без одежды почти.
– Пойдем, конечно, - хватает меня за руку и ведет в дом.
– Мам, а где папа и Марк?
– На рыбалку пошли, дурни. Как ни отговаривала, ни в какую. Скоро должны прийти, а ты так рано, ночью что ли выехал?
– Да, хотел пораньше приехать. Мам, ты прости меня, я вообще мало что помню, но про малого был не прав.
– Забудем, Миш. Ты главное не пей больше, водка-то все равно не поможет.
– Не буду, мам. Я за Марком приехал, он итак прилично школу пропустил. Я двушку хорошую снял, няньку может найму.
– А работу потерял?
– Другую предложили, гораздо круче.
– Ну вот видишь, все наладится. Я сейчас такой обед нам приготовлю, пальчики оближешь. Ой, Мишка, - и тут мама начинает плакать навзрыд.
– Мам, ты чего?
– Я уже и не надеялась. Отец твой, зараза такая, запрещал мне к тебе ехать, говорил «поедешь- разведусь», паршивец такой.
– Ну и правильно говорил, нечего тебе там было делать. Все, мама, прекрати лить слезы.
– Не буду больше. Все, я готовить, а ты съешь пока пирожки, там остались с капустой.
– Хорошо.
Парадокс, дом старый, без удобств, а все равно хорошо тут, уютно что ли. Не успел толком проглотить выпечку, как в дом вошли отец с Марком. Не знаю, как я себе представлял эту встречу, точно знал, что будет тяжело именно с ребенком. С папой все проще, он строгий, но отходчивый. По глазам вижу-рад.
– Наконец-то, Михаил Сергеевич, созрел? Приехал бы на пару дней позже, в дом бы уже не вошел. Ладно, иди сюда, поганец, - прижимает к себе, хлопая по спине.
– Пап, давай поменьше хватку, - отец тут же меня отпускает.
– Кать, давай скорее на стол накрывай, наш сын превратился в хлюпика, нужно скорее ему нарастить жировую массу.
– Да, я уже.
Пропускаю мимо ушей «хлюпика», но отец реально прав, в хреновой я форме. Подхожу к пацану, который и смотреть на меня не хочет. Интересно он понимает, насколько мне тяжело его принять как родного, да и вообще принять?
– Привет, Марк. Как дела?
– Хорошо.
– Мы через пару дней уезжаем. У нас будет новая квартира, у тебя своя комната, в школу снова пойдешь. Ты как, не против?
– от чего-то страшно, по сути его ответ не важен, все равно будет так, как сказал я, но почему-то подсознательно хочется увидеть в его глазах одобрение.
– Не против.
Вот и хорошо, может уживемся, того гляди и подружимся. Раз Вера так хотела, точно не брошу.
Глава 3
– Возьми, - смотрю на пацана, который сует мне конфету.
– Я не люблю конфеты, Марк, тем более шоколадные.
– Как можно не любить конфеты, это же вкусно? Вот у нас в детдоме их никогда не давали, а если и давали, то старшие сразу отбирали.
Разбиваю яйца на сковородку, а сам начинаю вновь злиться. Уже больше месяца твержу себе, что он не виноват, это всего лишь ребенок, но как только вспоминаю, сразу срываюсь. Нет, ни на нем, но это не отменяет того факта, что хочется убить всех и сразу. Понял, что надо что-то делать и купил домой боксерскую грушу. Прихожу вечером в свою комнату и херачу по ней, что есть сил. Вот и сейчас хочется бросить эту яичницу к чертовой матери и помахать кулаками. Но не брошу, в который раз стерплю и накормлю ребенка.
– А ты пленку сверху яиц снимаешь? Я их не люблю, они похожи на сопли, сними, пожалуйста.
– Не поверишь, я их тоже не люблю, - усмехаюсь сам себе, мы похожи не только внешне.
Снимаю белок с желтков и жду. Нет, не яичницы, а хрен знает чего. Я не знаю как вести себя с этим пацаном, он мне чужой, как бы я ни пытался себя уговорить, мне даже трудно с ним разговаривать, да собственно и некогда.
– Я тебе совсем не нравлюсь, да?
– вот тебе и на, пацан не так уж и глуп.