На край света
Шрифт:
Появление льдов не было неожиданным: набели — отсветы на небе — накануне предупредили мореходцев.
— Льдина еще за морем, а набель в небе уж знатна, — говорил Степан Сидоров.
С серьезными лицами смотрели дежневцы на льдины. Каждый знал, — силен наступающий враг, близка битва на жизнь и смерть. Едва ли в этот час не почуяли мореходцы, что многим из них доведется вдоволь наглотаться рассолу.
Настороженными ушами каждый слушал новые звуки, прорывавшиеся сквозь шум волн: издали, с полуношника, доносился низкий гул, словно гром, глухое ворчание, треск, хруст. Приглушенные вначале, эти звуки росли, и вот тяжелый грохот потряс воздух и прокатился к западу.
— Что это? Гром? — встревоженно спросил Бессон Астафьев.
Дежнев спокойно глянул в его широко открытые глаза.
— Это лед.
— Лед? Какой грохот!
— Что твои пушки… — произнес Афанасий Андреев.
«Эх, слабы мои кораблики!» — думал Дежнев.
— Михайла! — крикнул он рулевому. — Прими к берегу!
Громоподобный гул ломавшихся ледяных полей перекатывался по горизонту.
Кормщик «Лисицы» Борис Николаев то осматривал скопление льдов у берега, то — льды, приближавшиеся с севера. Его густые брови были слегка нахмурены.
С «Рыбьего зуба» донесся крик. Сидорка, вооруженный махавкой, на которой болталось мочало, отмахивал приказание передовщика [87] .
— Идти на гребках! — явственно донеслось с «Бобра».
Николаев повторил приказание. Люди засуетились. Весла вымахнули у бортов коча.
«Дежнев хочет идти быстрее, — думал Николаев. — Опасается… Может затереть, пожалуй…»
— Что-то на «Бобре» не сели за весла, — заметил Осколков, по привычке моргая левым глазом.
87
Передовщик — кормщик переднего судна, приказный всех ватаг, идущих в поход.
Двигаясь парусом и греблей, «Лисица» нагнала «Бобра». На нем был виден один Агафонов, стоявший на мостике у руля. Его черная борода блестела на солнце. С коча слышался стук молотков.
— Ерофей! Что у тебя? — крикнул Николаев.
— Вода во всех заборницах! — ответил Агафонов. — Конопатим!
— Помочь?
— Справлюсь!
— От-ста-нешь!
— До-го-ню!
«Лисица» обошла «Бобра» и последовала за «Медведем». Николаев, оглядываясь на «Бобра», видел плотную фигуру Ерофея Агафонова, спокойно стоявшего у руля. Агафонов покачивал головой, как бы разговаривая сам с собою.
— Трави, на парусе! — крикнул вдруг рулевой «Рыбьего зуба» Захаров, круто поворачивая руль.
Фомка заторопился, вытравливая снасть. Отданный парус захлопал. Коч накренился, поворачиваясь, и едва избежал столкновения со льдиной.
— Роняй парус на плотик! — приказал Дежнев. — Пойдем на гребках. Эй! На «Медведе»! Передать дальше: не отставать!
Все крупнее встречались льдины — обломки старого торосистого ледяного поля. Там вертикальные, здесь наклонные, торосы качались вокруг кочей, подобные зубам исполинского чудовища. Океан оскалил свои двухсаженные зубы, угрожая людям. Сталкиваясь между собой, они лязгали и скрежетали, угрожая дерзким мореходцам. Но люди, лавируя, отталкиваясь от торосов шестами, заставляли кочи проскальзывать меж льдинами.
— Берег в полверсте, — сообщил Афанасий Андреев, — но ближе не подойти.
Он вопросительно глянул на Дежнева.
— Будем идти на восток, — ответил Дежнев.
Андреев недоуменно смотрел на него.
— Глянь-ко вперед. На востоке небо темнее. Видишь? — пояснил Дежнев, указывая в направлении хода коча. — То знак — там вода.
— Дай бог…
— Уж дядя Семен знает… — убежденно проговорил Иван Зырянин.
Простодушное лицо Зырянина не выражало никаких сомнений. Он греб так же спокойно и старательно, как будто был на рыбалке на Унже-реке. Между тем проходы меж льдинами становились теснее. Мореходцы пробирались, отталкиваясь от льдин шестами и веслами.
— Мешает эта льдина, — процедил сквозь зубы Захаров, — не вижу впереди…
— А мы ее обойдем. Навались, мил человек, навались, — приговаривал Фомка, упираясь в багор всем телом.
Наконец «Рыбий зуб» обогнул льдину, превышавшую площадью все четыре коча вместе взятые. Большое, подобное озеру, разводье открылось перед глазами людей. Столпившиеся со всех сторон льды казались его заснеженными берегами. Искажаясь, их отражения качались в зеленой воде.
— Впереди пройма! — радостно закричал Захаров.
И точно: впереди, меж двумя огромными льдинами, образовавшими подобие ворот, виднелся узкий, слегка извилистый проход. Справа от него, на полверсты до самого берега, простиралось беспорядочное нагромождение рубца — мелкого битого льда. Слева неподвижно высились двух-трехсаженные льдины, удерживавшие напор льдов, подошедших с моря.
— Что за чудо? — спросил Бессон Астафьев, недоуменно оглядываясь на Дежнева. — Отчего льды не затрут проймы?
— Это стамухи, — ответил Дежнев.
— Стамухи?
— Видишь большие льдины, что стоят слева? Стамухами они зовутся. Они держат лед.
— Но почему они не… плывут? — смущенно улыбаясь, спросил Астафьев.
— Они на мели.
— То счастье наше!
— Ура! — закричал Сидорка.
— Погоди орать, — остановил его кочевой мастер, — посмотрим, не мелко ли там. Пройдут ли кочи?
«Медведь» также выбрался из-за тороса.
— Федя! В пройму! — крикнул Дежнев.
Оба передних коча уже входили в образованные стамухами ледяные ворота, когда из-за тороса показалась наконец «Лисица».
Борис Николаев, Осколков и другие мореходцы, с шестами в руках, в одних рубахах (кафтаны они сбросили), потные, стояли у бортов. Они запыхались, отталкиваясь от льдин и продираясь меж ними.
— Ерофей! — крикнул Николаев. — Идешь ли? Здесь пройма!
— Про-ле-за-ем! — донеслось из-за торосов.
Николаев глянул влево. Там за стамухами стоял треск, слышались громоподобные выстрелы. Там лед напирал на стамухи, льдины лезли под льдины, лопались, крошились, громоздились одна на другую.