На краю одиночества

Демина Карина

– Я вас понял, – поспешил заверить Глеб.

И вправду стоит озаботиться завещанием, хотя бы для того, чтобы сама идея школы не канула в пропасть вместе со смертью Глеба.

Да и Анна…

Тьма отозвалась на это имя недовольством, причем отнюдь не сама Анна была причиной его. Скорее раздражал тот факт, что ее забрали.

Увели.

…а если…

Что они знают об этой женщине, кроме имени? Зачем было вообще звать эту Ольгу? Доверять ей…

– Мой прадед нашел женщину, с которой установил кровную связь, – успокоившись, Даниловский говорил почти

нормально. – В его дневнике упоминается, что эта связь в значительной мере ослабила внутреннее давление тьмы на разум. Однако в то же время сам характер его жены также претерпел изменения. Полагаю, речь идет о перераспределении общего давления на два объекта, что, в свою очередь, дает определенные преференции. Вместе с тем следует отметить, что личностные качества второго объекта подвергаются испытанию. Из того, что мне удалось найти, уровень смертности в подобного рода обрядах колебался от семи до девятнадцати процентов.

Сколько?

Девятнадцать, это… это каждая пятая.

Нельзя проводить ритуал.

– Вернее, следует отметить обратную тенденцию. После введения обязательного перечня требований уровень удалось снизить.

– Какого, мать его, перечня?

Даниловский посмотрел с укоризной.

– Уровень дара не ниже среднего по шкале Ветковского, – он загнул один палец. – Как и в роду, не менее, нежели в пяти поколениях. Возраст старше двадцати трех лет, что связано, полагаю, с физиологическими особенностями формирования женского тела, поскольку большая часть неудач связана было именно с особами юными, не вполне отдающими отчет в своих действиях.

Даниловский замолчал, позволяя Глебу обдумать услышанное.

Ритуал не состоится.

Не здесь.

Не сейчас.

Глеб не позволит так рисковать. Должен быть способ… хотя бы медицинский сон. Именно, как он сразу-то не подумал? Глубокий медицинский сон, в который вводят тяжело раненых. Анна тоже ранена. Она уснет, а потом, когда Глеб разберется с проклятьем, она вернется.

– Не думай даже, – Земляной любил подкрадываться со спины. – Вот… некуда отступать.

– Сон.

– Я тоже прикидывал, только… можешь гарантировать, что у нее просто-напросто сердце не остановится? Или что она во сне не сойдет с ума? Связь разума и тела ослабевает, а проклятье, как ты и сам знаешь…

– Анна не выдержит.

– Или выдержит, – Земляной подбросил на ладони уголек. – Дар у нее имеется, возраст тоже подходящий… что до рода, то, поверь… просто поверь, тут не о чем беспокоиться.

– Что ты знаешь?

Земляной отвел взгляд.

– Я пока не уверен, но… мы же говорили. У человека простого не хватит возможностей перевести проклятье. Так что ее семья… в смысле, настоящая семья, весьма родовита. А если так, то и дар у них будет.

Почему-то показалось, что Земляной врет.

– Смотри, – он ткнул в бок. – Если ты отступишь, она тебе не простит.

И сейчас Глеб поверил.

Анна шла.

Казалось, она плывет по черной траве. Белый наряд оказался несколько коротковат, и Глеб видел не только узкие ступни, но и хрупкие ледяные будто бы лодыжки. Серый лен

обнимал ноги, а в рунной вышивке по подолу поблескивали нити силы.

Они вспыхивали одна за другой, и узор оживал.

– Никто не проводил статистического исследования о процентном соотношении аномального поведения одаренных в браках разного типа, – задумчиво произнес Даниловский.

Анна остановилась по ту сторону костра.

Она смотрела сквозь огонь, и пламя окрашивало ее во все оттенки красного. Это было пугающе. Но главное собственная тьма Глеба вдруг затихла. Она тоже любовалась.

Она чуяла скорые перемены.

– Что ж, – Земляной поднялся и кое-как вытер руки о штаны.

В белой мятой рубашке, в которой отсутствовала пара пуговиц, босой, со съехавшими подтяжками, он все одно как-то умудрялся выглядеть вполне солидно.

– Мы собрались здесь, чтобы провести старинный ритуал… и видит Бог, я надеюсь, что у нас получится, потому что…

Тьма потянулась к огню.

– Короче, жених подойди к невесте. Можно и наоборот…

У Анны горячие руки.

Полупрозрачные, и, кажется, будто огонь горит уже внутри нее, будто сама она – пламя живое, то, которого так не хватало, чтобы согреться.

– Ты еще можешь отказаться, – шепотом произнес Глеб.

– Как и ты.

– Ни за что, – и тьма согласилась с ним.

Было бы сущим безумием отпускать эту женщину. Их женщину.

– Я не самый лучший выбор, – Анна прикусила губу.

– Как и я.

– Мы оба, выходит, не самый лучший… и мне страшно.

– Как и мне.

– Вы там… не особо отвлекайтесь, – Земляной, кажется, несколько смутился, что было совсем даже удивительно, ибо прежде Глеб не замечал за приятелем подобной тонкости чувств. – Подойдите. И протяните руки.

На алтарь сооружение из старого столика для игры в ломбер, поверх которого накинули не менее старую скатерть, походило менее всего. Но места хватило и для свечей, и для чаши, и для ритуального ножа.

Его, Глеба, ножа.

– Теперь… самое сложное, – Земляной стал предельно серьезен. – Я буду страховать.

– Мы, – поправил Даниловский, закатывая рукава. – Статистические данные утверждают, что при определенной толике умения использование двух и более типов силы обладает способностью увеличить потенциал любого заклинания, вне зависимости от наличия формы.

– Заткнись уже, ладно? У меня от тебя мозги болят.

– Может, – эта девушка обнимала себя, будто боялась потеряться. – Все-таки не надо? Может… есть другой способ?

Нет.

И… тьма не позволит отступить.

– Руки… Анна, смотрите, сейчас я сделаю надрез. Больно будет, но самую малость. Вам ли бояться боли? Мне нужна толика вашей крови. И Беловской тоже. Кровь смешается. Потом вы ее выпьете… понимаю, что это противно, однако такова суть ритуала. Затем вас разведут на разные лучи звезды. Если взглянете…

…смотреть нужды не было, Анна и без того ощущала эту звезду, вычерченную на земле. Она была словно клеймо, которое земля хотела стереть, но терпела.