На краю Принцесс-парка
Шрифт:
– Меня в это не втягивай! – воскликнула Оливия, сделав вид, что возмущена.
Разумеется, Том шутил: он был американцем, а американцы шутили всегда и везде.
– Я ведь медсестра, а медсестрам надо лечить своих больных, а не наоборот, – добавила она.
– Ты такая строгая!
– Медсестры всегда строгие – у них такая профессия, – ответила девушка, подумав, что, когда ее рука лежит в его ладони, ни о какой строгости не может быть и речи.
Том вновь улыбнулся:
– А ты не можешь оставить свою строгость
– Если это нужно для того, чтобы ты подхватил воспаление легких, то нет. Кроме того, сейчас очень тепло. Единственное, на что ты можешь рассчитывать, – это несколько укусов насекомых. Поосторожнее, это неприятная штука!
– Но если так, – непринужденно произнес Том, – то, может быть, мы забудем о войне, взрывах, болезнях, больницах, врачах и медсестрах – и просто поговорим?
Оливии следовало бы ответить что-то наподобие: «Нет, это тоже против правил», но вместо этого она лишь тихо сказала:
– Да о чем еще говорить?
Она и так многое о нем знала. Том был родом из Бостона, его родители – он называл их «стариками» – были ирландцами. Ему было двадцать три года, он работал в принадлежащем его отцу книжном магазинчике, а в 1917 году, когда Америка вступила в войну, пошел добровольцем в армию. Его полное имя было Томас Джеральд О'Хэган, и у него было две сестры и пять братьев, все старше его. Оливия также знала, что этот высокий улыбчивый американец ирландского происхождения с черными волнистыми волосами и глазами цвета торфа нравился и некоторым другим медсестрам. Но ей он не просто нравился – она была в него влюблена и постоянно думала о нем.
Тома привезли в госпиталь три недели назад, у него была глубокая рана на ноге и двусторонняя пневмония. На следующий день его должны были отправить в Кале в больницу для выздоравливающих. После того как здоровье Тома окончательно поправится, он вернется в действующую армию, в свою часть. Словно напоминая о его скором отъезде, из темноты доносился лязг механизмов санитарного поезда, который стоял на близлежащей станции на запасном пути, уже почти готовый к утреннему отправлению.
Том же почти ничего о ней не знал – лишь то, что ее зовут Оливия Джонс и что она его ровесница. Она родилась и выросла в Уэльсе и никогда не покидала родных мест, пока два года назад не приехала во Францию работать медсестрой. Кроме того, Том знал – он просто не мог этого не видеть, – что ее никак нельзя было назвать красивой. Внешность у нее была совсем невыразительной – бледное лицо, светло-голубые глаза…
– Что ты будешь делать, когда закончится война? – как бы невзначай спросил Том.
– Закончу обучение. Я уехала из Кардиффа так быстро, что не успела сдать выпускные экзамены на курсах медсестер.
– А ты можешь закончить свое обучение в Штатах?
Девушка затаила дыхание:
– Зачем это мне?
– Потому что в Штатах живу я, – низким, напряженным
– Но ведь мы почти не знаем друг друга, – пробормотала она и подумала, как глупо все же притворяться, что она удивлена вопросу, которого желала всем сердцем и о котором молилась каждую свободную минуту.
Том нетерпеливо махнул рукой:
– Милая моя, идет война, ужасная война – самая худшая из всех, что знал мир. Сейчас у людей просто нет времени на то, чтобы получше узнавать друг друга. Я полюбил тебя с первого взгляда.
Прижав ее руку к своим губам, он хрипло продолжал:
– Ты самая красивая девушка, которую я когда-либо встречал!
Если он так думает, он и впрямь ее любит! У Оливии закружилась голова, и она ответила, что согласна, что и сама его любит. Том стал целовать ее в шею, в щеки, потом нежно сжал ее голову ладонями и поцеловал в губы.
Оливия всегда была робкой, неуверенной в себе девушкой, и это был ее первый настоящий поцелуй. Прижавшись к Тому, она ощутила, как в ее теле что-то оживает.
– Я люблю тебя, – прошептала она.
Том прижал девушку к своей груди так крепко, что у нее перехватило дыхание.
– В тот же день, в ту же минуту, как закончится эта проклятая война, мы поженимся, – с хрипотцой произнес он. – Я буду писать тебе каждый день, и, если нас переведут в другое место, я сразу сообщу новый адрес, чтобы ты могла отвечать мне. Ты дашь мне свою фотографию?
– Несколько месяцев назад меня сфотографировали с пятью другими медсестрами, – еле слышно сказала Оливия. – Я могу отдать тебе этот снимок.
– Я тоже хочу подарить тебе кое-что.
Том протянул руку. На его среднем пальце блеснуло золотое кольцо. Оливия и раньше обращала на него внимание и даже сначала думала, что Том женат, – но потом поняла, что кольцо надето не на тот палец.
– Это обручальное кольцо моего деда, – объяснил Том, снимая кольцо. Его темные глаза сияли. – Перед самой смертью он дал каждому из внуков что-то особенное. Я получил это кольцо. Оно слишком большое, но для твоего среднего пальца, наверное, подойдет. А еще ты можешь носить его на цепочке на шее.
Кольцо оказалось слишком большим для всех пальцев Оливии. Она положила его в нагрудный карман своего длинного белого передника, пообещав, что при первой же возможности купит цепочку.
– У меня такое чувство, что мы уже женаты, – каким-то чужим голосом произнесла Оливия. Происходящее было почти нестерпимым. Ей хотелось, чтобы Том вновь поцеловал ее, чтобы делал с ней все то, что она до сегодняшнего вечера считала неправильным. Обняв его за шею, она мягко потянула его вдоль стены госпиталя. Том положил руки ей на талию – со стороны могло показаться, что они танцуют какой-то странный танец.