На краю Принцесс-парка
Шрифт:
– Ну, как дела у нашей непослушной девчонки?
Оливия уже сама не помнила, когда она улыбалась. Последние несколько месяцев она жила в постоянном страхе, что к ней отнесутся как к распутной женщине, и, хотя хозяйка дома так и не предложила ей чаю, то, что ее поприветствовали чем-то наподобие шутки, стало для Оливии приятной неожиданностью.
– Заходи, дорогуша! – проговорила женщина, взяв Оливию за руки и подмигнув с заговорщицким видом. – Заходи и расскажи мне обо всем, что с тобой случилось. Хочешь чашечку чего-нибудь горяченького?
Мадж Куксон была известной повитухой в районе Бристоля под названием Маленькая Италия. Причиной такого именования были улицы района. Дом Мадж стоял на Капри-стрит, а по соседству было еще несколько похожих улочек, застроенных небольшими домами, – Неаполи-стрит, Турин-стрит, Флоренс-роуд, а также короткий тупик Милан-вей. Мадж питала слабость к молочному портеру, но за ее грубыми манерами скрывалось мягкое, доброе сердце. В течение следующих нескольких месяцев Оливия искренне к ней привязалась.
Прожив в доме Мадж с неделю, она спросила:
– А как мой отец о вас узнал?
– Наверное, расспросил знающих людей. Ты далеко не первая девушка из хорошей семьи, которая поселилась у меня при подобных обстоятельствах.
В молодости Мадж была эстрадной певицей и выступала в мюзик-холле. В ее спальне висел плакат, объявляющий о выступлении на лондонском ипподроме Магды Старр, – она была четвертым номером программы.
– Это был пик моей карьеры, – с грустью в голосе сообщила она Оливии. – Я всегда хотела достичь вершины, но этому не суждено было случиться. Вскоре я вышла замуж и родила Деза.
Муж Мадж умер пятнадцать лет назад, а сын Дезмонд пошел по стопам матери и стал чревовещателем – хотя ему так и не удалось достичь достаточно высокого статуса, чтобы считаться гвоздем программы.
– Ваша девичья фамилия действительно Старр? – поинтересовалась Оливия, очарованная бурной и яркой жизнью Мадж.
– Нет, моя настоящая фамилия Бэйли, но имя Магда Старр выглядит на плакатах более эффектно, чем Мадж Бэйли.
– А как вы стали акушеркой?
– Меня нельзя назвать настоящей акушеркой, не так ли, дорогуша? После смерти мужа я некоторое время проработала в больнице и увидела, как это происходит. Потом я пару раз помогла при родах, и люди стали обращаться ко мне за помощью.
Как и обещал Оливии отец, дом оказался весьма комфортабельным. Пристрастие Мадж к экстравагантной одежде сказалось и на подборе мебели. Вместо традиционной скатерти буфет, на котором стояла ваза с огромными бумажными цветами, был накрыт ослепительно яркой шалью. Столовая была отделена от гостиной нитями из бисера, а в каждой комнате лежали многочисленные атласные подушечки, вышитые золотом и серебром. По словам Магды, все ковры и покрывала в доме были индийскими – как и большой гобелен, висевший над камином в зале, и черный с
Камин горел в гостиной с раннего утра до поздней ночи. По воскресеньям огонь зажигали и в зале: в этот день после обеда к Мадж приходили подруги, женщины примерно одного с ней возраста. Они играли в вист и пили молочный портер.
В таких случаях Оливия оставалась в другой комнате и читала один из многочисленных, испещренных отметками ногтей романтических романов из коллекции Мадж. Иногда она просто поднималась наверх, в свою комнату с замечательной, широченной пружинной кроватью и ложилась вздремнуть.
Оливия была довольна жизнью, насколько это вообще было возможно в ее положении. Иногда ей хотелось, надев купленное Мадж на деньги Дэффида теплое новое пальто, прогуляться под лучами холодного зимнего солнца – или даже в тумане, – но Мадж, обычно очень сговорчивая, строго-настрого запрещала ей выходить из дому до наступления темноты.
– Я обещала твоему отцу, что не буду выпускать тебя на улицу средь бела дня. Именно за это он платит мне деньги. Я не могу заставить тебя силой, но, если ты нарушишь запрет, я буду вынуждена сообщить обо всем твоему отцу.
– Вряд ли я встречу здесь кого-нибудь из своих знакомых, – обиженно проговорила Оливия.
– Мало ли какие бывают на свете случайности? – ответила Мадж. – Может, ты выйдешь из дому и столкнешься с сестрой подруги своей матери.
– У моей матери нет подруг.
– Ну тогда с соседкой.
– Отец оставил вам свой адрес?
– Конечно. Я должна буду сообщить ему о рождении ребенка телеграммой. «Груз доставлен» – вот что я должна написать. Конспирация! Но если ты захочешь оставить ребенка, телеграмма ему не нужна.
– Мне это и в голову не приходило! – содрогнулась Оливия. Она уже решила, что сделает все возможное, чтобы побыстрее забыть об этом неудачном периоде своей жизни, а потом поступит на курсы повышения квалификации медсестер.
Мадж задумчиво посмотрела на нее:
– Возможно, после рождения ребенка твое мнение изменится.
– Если это произойдет, – ответила девушка, – я хочу, чтобы вы вырвали младенца из моих рук и позволили отцу решать его судьбу.
– Дорогуша, разумеется, я не буду вырывать его, но вот твой отец вполне способен на это.
Ребенок казался Оливии даже менее реальным, чем Том. Возможно, он и существовал в ее животе, но не имел к ней никакого отношения. Ее совсем не интересовало, что с ним случится, – лишь бы ничего очень плохого.
Пролетело Рождество, и настал 1919 год – первый мирный Новый год за пять лет. Именно поэтому его встречали особенно торжественно и радостно. Даже Оливия не смогла противостоять всеобщему веселью: ночью они с Мадж наблюдали за фейерверками над рекой Эйвон и пели старинные песенки в Виктория-парке.