На краю времени, на пороге мира
Шрифт:
И Гиллард не нашел ничего лучше, как промямлить:
– Может быть, нам следует встретиться с моей матерью?
Миртс пожала плечами, легко подхватила дорожный мешок.
– Наверное, это и в самом деле лучший выход, Гил. До Алларена семь-восемь ночей пути… Наверное, они с Гором еще там.
– Разве мы не полетим?
Она с усмешкой смотрела на него, и Гилу в сапфировых глазах померещилось легкое презрение.
– Но ты же пока не умеешь летать? А спешить нам некуда… Ты все равно уже не сможешь остановить орду.
И вампиресса легко зашагала прочь с полянки. Гилу не оставалось ничего,
… Долгое время они молчали. Лес закончился, и впереди – насколько хватало взгляда, простирался луг. В лунном свете тусклыми гнилушками светились яйца нелюди, отложенные в глубокие борозды; Гил поначалу их давил, но потом пришел к выводу, что это занятие – совершенно бесполезно. Не так нужно бороться с тварями, совсем не так…
Та радость, что захлестнула его от осознания возможности жить дальше, как-то незаметно схлынула. Может быть, виновато в этом было упорное молчание Миртс. А может, и вид истерзанной земли. Но, что бы там ни было, Гиллард почувствовал печаль – безысходную, рвущую сердце. Вспомнив чучело несчастного оборотня в Закрытом городе, Гиллард подумал, что и ему самому впору тоскливо завыть на луну.
Стоило коснуться воспоминаний, как они, разбив плотину, обрушились на Гила. Он плелся за Миртс, ее гибкая, хрупкая фигурка расплывалась перед глазами. А сам вспоминал то, как жил в семье портного: и маленькую спальню, пропахшую лавандой, и теплый огонек свечи, и старую грушу в саду… все это принадлежало ему, и все это он променял на глупое желание быть отважным рыцарем в глазах девчонки. Где они сейчас, его приемные отец и мать, вырастившие его, как собственного сына? Вероятно, их уже нет: орда не щадит никого. И где тот, далекий и уютный мир, в который уже никогда не вернуться?..
Близился рассвет. Миртс, наконец, остановилась и, внимательно поглядев на Гила, объявила привал.
– Можешь начинать рыть нору, – просто сказала она, – тебе, наверное, еще не стоит лезть на солнце. Хотя, уж конечно, я дала тебе немало силы. Древняя кровь Старшего, от этого никуда не денешься.
– Нору? – Гиллард недоуменно уставился себе под ноги. Не укладывалось в голове, как он будет лежать целый день под землей.
– А ты чего ожидал? – в голосе Миртс заскрежетала неприкрытая ирония, – ты ведь сам это выбрал! Мы – отражение, Гил. Отражения того зла, что в людских душах, тебе-то надо это знать и понимать…
Гил не стал больше препираться. Бросив на траву мешок, стал на колени и начал разгребать влажную, твердую землю.
Небо светлело с каждой минутой, и в душе заскребся необъяснимый страх перед надвигающимся днем.
«Ну да. Видимо, так чует приближение света темная нелюдь».
Гиллард вздохнул. И, сам не зная почему, тихонько пробормотал:
«И ночь – мое время…»
Сейчас он выроет эту треклятую нору, заберется в прохладный мрак и будет спать, спать… До заката.
Миртс, которая просто сидела на земле, вскочила на ноги.
– Ты… ты чувствуешь? Слышишь это?!!
– Что?
Ее голос звенел тревогой, как натянутая струна. Губы задрожали, словно вампиресса собиралась разреветься.
– Как же так?..
Она в страхе озиралась по сторонам, сжала дрожащими руками голову.
– Что такое? – Гиллард оставил рытье норы, огляделся… Вокруг никого не было.
Прошло еще мгновение. Еще один удар теперь бессмертного сердца.
И он вдруг услышал.
Низкий гул шел, казалось, из-под земли, катился волной. Взгляд Гила случайно упал на кладку нелюди – яйца почернели, растрескались… внутри они были совершенно пустыми.
– Что… это? – прошептал он.
В глаза ударил слепящий свет. Казалось, он шел отовсюду; и не было возможности укрыться. Свет обжигал, причиняя боль, кожа вздыбилась пузырями, обугливаясь. Казалось, тело плавится, как воск над огнем, оплывает, теряет очертания…
Гиллард закричал. Ему казалось, что Миртс тоже кричит. И не только Миртс – он вдруг услышал многоголосый рев гибнущей нелюди, и – не увидел, ощутил, как одна за другой падают рожденные отравленной землей Дэйлорона твари, корчась в агонии…
А потом все пропало. Да и сам он перестал сущетвовать.
…Впервые за долгие годы Миртс плакала от радости. Ее кожа, обожженная солнцем, висела лохмотьями, причиняя немыслимую боль, и ее сил хватало ровно настолько, чтобы заманить добычу и ее растерзать. Но – этого вполне достаточно для высшего вампира, чтобы и дальше влачить свое жалкое ночное существование.
Миртс улыбнулась сквозь слезы.
Да, она стала куда слабее, но ведь это правильно, когда в мире больше не было Отражений. Потому как болотная ночница Миральда все-таки добилась своего; Миртс не знала, как ей удалось, но… Похоже, на сей раз все вернулось к началу. Чистый, не запятнанный отражениями мир с надеждой взирал на хрустальный купол неба.
Вампиресса осторожно, стараясь не растревожить ожоги, промакнула слезы. Старший, если он сейчас пребывает в долине Предков, тоже мог все это чувствовать. И наверняка он тоже радовался, так же, как и она.
Что ж… Приятно стоять у начала всего, но надо бы позаботиться и о Гилларде. Он-то был совсем молоденьким, и – невзирая на полученное могущество – будет большой удачей, если оправится от удара.
Впрочем, Гиллард мог и погибнуть, и еще неизвестно, что было бы лучше для него.
Миртс присела над тем, что еще прошлой ночью было молодым вампиром. Теперь… Обугленный череп, покрытый копотью. Обгоревшие до костей руки… И – сияющий изумруд на груди, медальон Шениора д’Амес. Может быть, оставить все, как есть? И Гиллард Накори уже шагает в сады небесные?
Ей было больно смотреть на его глаза, спекшиеся, почерневшие и мертвые. Но она все же назвала его имя.
Останки, лежащие в мягкой траве, судорожно дернулись; челюсти разжались. И Миртс невольно содрогнулась, услышав хриплый стон. Гиллард уже не мог кричать.
– Я тебе помогу, – прошептала она, – помогу… Если уж я дала тебе эту проклятую жизнь.
И решительно прокусила себе запястье. В конце концов, что может быть целебнее, чем кровь темной сестры?
Густая алая капля случайно упала на изумруд; Миртс торопливо стерла ее. И подумала, что позже, когда Гиллард сможет идти, они отправятся в Дэйлорон. К Поющему озеру. Потому как если мир очистился, то наверняка очистился и Дэйлорон, а это означало только одно – пророчество последнего короля сбылось.