На краю времени, на пороге мира
Шрифт:
Клинок, очертив в воздухе сверкающую дугу, опустился на плечо твари, разрубая ее наискосок.
Зеленая, зловонная кровь щедро плеснулась на Геллера, смешиваясь с его собственной. Тени сгущались; только высоко в небе тучи вдруг разошлись, и он увидел чистое, умытое солнце.
…Камилла выжидающе уставилась на низенького, круглого человечка. Кажется, звали его лорд Тэр, но она уже очень давно не придавала значения людским именам. Все они были одинаковыми, эти люди – с манящей, мягкой плотью, которую так приятно рвать зубами.
– Квентис Добрый, волею Хаттара владыка Империи, дарует тебе
Вот и прекрасно. Камилла подумала о том, как ночью потихоньку выберется за пределы Алларена и неспешно двинется в Кайэрские топи, чтобы повидать Королеву… Она умоляюще протянула стоящему рядом человеку руки, закованные в тяжелые и зачарованные кандалы, но тот и бровью не повел. Ждал приказа.
Лорд Тэр отчего-то нахмурился.
– Скажи, что ты такого внушила командору? Похоже, он отправился на небеса вполне счастливым человеком…
Камилла глухо заурчала. Да какое им дело, этим недалеким, трусливым созданиям?!! Она – любимица Королевы, ее даже называли в благословенном Кайэре мастером иллюзий, и ей ли отчитываться?..
– Я сделала все, как надо, – прошипела она зло, – отпусти. Вы обещали… Слово Императора было дано!
– Верно, – тонкие губы лорда тронула усмешка, – Квентис держит слово, пусть даже и данное темной нелюди.
Он кивнул одному из рослых, молодых и – ах, невероятно вкусно пахнущих мужчин.
– Тебя отвезут за пределы Алларена и отпустят, – обронил лорд Тэр, – благодари судьбу, что легко отделалась. И… Да, чуть не забыл. Император приказывает, чтобы ты передала вашей Королеве… Что он не отказался бы иметь в своем распоряжении пару-тройку ночниц, которые бы добровольно служили ему.
Камилла покорно кивнула. Обещать можно все, что угодно… В конце концов, стыдоба-то какая – ночница в услужении людям! Да это хуже, чем быть просто убитой… Камилла даже не собиралась никому рассказывать о том, что купила собственную жизнь за иллюзию для приговоренного к смерти. Ведь, если бы не застыла на губах казненного вечная улыбка, никто бы ее не отпустил живой…
Глава 3
Прекрасная дама для рыцаря
…Когда Гилларду стукнуло десять лет, отец принялся обучать его портняжному ремеслу.
Как ни крути, единственный наследник, которому со временем перейдет все нажитое отцом и матерью добро. И, хоть и не испытывал Гил благоговения при виде скатанных в тугие рулоны тканей, ниток, булавок и прочих столь необходимых портному мелочей, пришлось ему целыми днями просиживать с отцом над тонкими сорочками, богатыми кафтанами и пышными платьями. Сперва ему было доверено пришивать крючки, затем – подшивать подол, а под конец Гил собственноручно раскроил и сшил первую сорочку.
Гиллард старался, боясь огорчить отца, и все, что бы он ни делал, получалось вполне сносно; но в глубине души маленький портняжка был крайне недоволен той жизнью, которую вел в тихой лавке.
Орудуя иголкой и наперстком, Гил грезил о приключениях; в каждом крючке ему мерещилась пряжка от рыцарского доспеха, а в каждом кафтане – латы, овеянные дыханием магии, что делало их обладателя неуязвимым для нелюди. Пока он возился с ножницами и кусками полотна, перед мысленным его взором разворачивались картины великих подвигов, героем коих был он сам. То он спасал от злобного дэйлор юную деву с золотыми косами, то помогал искоренить шайки разбойников, осевших у купеческого тракта и грабящих всех подряд. В конце концов, каждый мальчишка мечтает о приключениях, а у Гила за всю его жизнь таковых случилось только два.
Первое случилось давно, целых четыре года назад, да и приключением все это можно было назвать с большой натяжкой. Тогда Гил с приятелем Кержеком ранним утром убежали смотреть на казнь командора императорской армии, о которой только и судачили взрослые. Как же, этот неблагодарный посмел поднять руку на самого Императора; слава Хаттару, владыка остался жив! Толпа начала собираться еще до восхода, и, когда мальчишки добрались до площади, яблоку было негде упасть. Но Кержек не зря слыл сорвиголовой портняжного квартала; он потащил Гила к высоченной дворцовой ограде. Конечно, это было далековато, но оттуда открывался отменный вид на место предстоящей казни. Вцепившись в чугунные завитки, мальчишки повисли в десятке локтей от земли и стали ждать.
День тогда выдался отвратительный; с самого утра было ясно, что пойдет дождь. Тяжелые тучи, с животами, полными воды, только и ждали момента, чтобы обрушить на жадных до зрелищ горожан струи ледяного ливня. Ветер прохватывал до самых костей, зубы выбивали мелкую дробь.
Потом раздались крики, появился обитый черным возок с приговоренным. Гил удивился; ему всегда думалось, что негодяй, поднявший руку на императора, должен и выглядеть отвратительно. Каким-нибудь уродцем, злобным горбатым карликом. Командор же выглядел вполне обычным человеком; зоркий Гил это подметил даже со своего места. И, шагая к эшафоту, он ни разу не опустил головы; казалось, взгляд командора был прикован к балкону, где восседал владыка империи.
В это время Кержек свистящим шепотом напомнил: «сейчас ка-ак отрубят голову!»
Но Гил только скривился. Злодей не выглядел злодеем, и теперь уже Гилу стало жалко этого молодого мужчину, который очень скоро отправится в небесные сады.
Когда преступник подошел к обитому черным помосту, от толпы отделилась неприметная серая фигура, дождалась приговоренного у лестницы и мимоходом пожала ему руку. Гиллард подумал, что это, должно быть, мать командора пришла проститься со своим сыном; ему стало совсем грустно, он уже жалел, что поддался на уговоры Кержека и пошел глядеть на казнь. Потом командор решительно взошел на эшафот, оглядел притихшую толпу… у Гилларда отчего-то запершило в горле; ему вдруг померещилось, что когда-то очень давно он уже видел этого человека. Лицо Геллера Накори было знакомым Гилу, и мальчишка совсем растерялся. Ведь они никогда раньше не встречались!..
Командор спокойно опустился на колени, положил голову на плаху. Гил зажмурился. Его мутило, пальцы немели от холода чугунной ограды.
Еще несколько мгновений – и толпа взорвалась одобрительными воплями.
– Эй, ты что это?
Голос Кержека с трудом пробивался сквозь многоголосый рев людского моря.
– Давай, слазь, уже все.
Гиллард осторожно открыл глаза и, стараясь не смотреть больше в сторону черного помоста, начал спускаться.
А дома он получил нешуточную взбучку. Отец негодовал, а матушка тихо плакала, утирая покрасневший нос маленьким платочком. И, хоть убей, Гиллард не мог понять, что же именно так огорчило родителей – то, что он отправился на казнь, никому не сказав ни слова, или же то, что он вообще туда пошел. Оказалось, второе.