На краю земли

Кентон Ольга

Лида, Алекс и я отправились в сад на перекур, где я пересказала им свою выдуманную историю, над чем они долго-долго смеялись. Минут через двадцать тетя вернулась, держа в руке носовой платок.

– Извини меня, Маша, – сказала она. – Я просто отношусь к тебе как к собственной дочери. Мне все это показалось очень странным.

Торжественный обед превратился в драму, а конфликт

явно не исчерпал себя. Все последующие до Рождества выходные я встречалась с Лидой и Алексом, поняв, что досуг родственников сильно отличается от привычного мне. Моим поведением продолжали оставаться недовольны, и уже не только тетя, но и вся семья. Я возвращалась по пятницам и субботам в два-три часа ночи, и хоть у меня был собственный ключ и открывала и закрывала дверь я очень тихо, все равно тетя непременно просыпалась и начинала выговаривать мне, что я не даю им спокойно спать, а им с утра на пробежку, и вообще я должна думать о том, как я живу, а не шляться бог знает где по ночам.

В последние выходные перед Рождеством я и вовсе вернулась домой только на следующий день, в воскресенье вечером, и тут же поняла, что совершила какой-то смертельный грех.

– Твоя мама звонила, – сказала тетя Клава. – Спрашивала, как ты. А я не знаю, как ты, потому что не знаю, где ты. Ты не звонишь и вообще, видимо, думаешь, что тут у нас гостиница.

– Минуточку, я должна отчитываться за каждый мой шаг? Я уже большая девочка. И не ваша дочь. Спасибо за гостеприимство, но думаю, что мне лучше подыскать другое жилье.

– Маша, зачем ты так категорично?! Скоро же Рождество, давай не будем портить друг другу настроение. Я просто переживаю за тебя. Где же ты была?

– Вообще-то это вас не касается, но если так интересно – у друзей. У Алекса и Лиды.

– Как это, меня не касается? Ты знаешь, какие тут законы? Ты можешь делать что хочешь, но так, чтобы это никак не отразилось на моей семье.

– Не волнуйтесь, тетя, мы не употребляем наркотики, не воруем и не занимаемся проституцией.

Услышав последнее, тетя поморщилась и плотнее укуталась в длинный, расписанный крупными пионами платок с бахромой, который она набрасывала ночью поверх сорочки и халата. Видимо, это какая-то привычка, потому что к концу декабря стало по-настоящему жарко и душно, так что даже ночью хотелось оставаться одетой исключительно в бикини, а никак не в теплые русские платки.

– Хорошо. А твои друзья нам понравились. Пригласи их на Рождество.

– Может, у них свои планы.

– Если у них свои планы, то понимаю, но если нет – пусть приходят, не стесняются. А ты оставайся, ни в коем случае не думай, что я тебя куда-то гоню. Кстати, ты не могла бы написать несколько статей для нашего сайта? Новогодние поздравления, шутки? Какие-то воспоминания о России?

– Тетя, а зачем вы это делаете? Вы думаете, кто-то из живущих здесь действительно тоскует по России?

– Конечно, это же наша родина.

– А зачем тогда уехали?

– Тут лучше, комфортнее, спокойнее, прекрасная экология. Не все ли равно, Маша? Но людям свойствен патриотизм.

– А еще цинизм и лицемерие. Не верю я, что вам все это нужно. Зачем тогда было уезжать? Чтобы тут вспоминать о бедной России? Тетя, сто лет назад, после первой революции и за несколько лет до второй, люди уезжали, потому что были вынуждены. Их сгибали, их гнали, они, как последние твари, бежали, прячась в товарных поездах и на пароходах, уезжали ни с чем, без надежды, без веры, без эмоций. В них все умирало, а те, кто оставался, подыхали с голоду или сгнивали в камерах под пытками. Вот они имели право испытывать чувство ностальгии, чувство потери родины. А вы-то что? Пара тысяч долларов – и билет на самолет. Интернет – и вот оно, любимое радио, а хочешь – комедии Гайдая и Рязанова. Вас же не уговаривают туда возвращаться, потому что это может быть ошибкой. К чему все это?

– Значит, ты не патриот своей родины?

– Тетя, я не большой любитель словарных шаблонов. Я мечтаю, чтобы каждый человек был счастлив в том, что он делает, там, где живет. Я приехала в поисках счастья сюда. Вряд ли останусь надолго, но в Москву не вернусь.

– Но у тебя там осталась семья, друзья.

Конец ознакомительного фрагмента.