На круги своя
Шрифт:
— В чем? — придвинулся он ближе, и я почувствовала, что его наполнило внимание — доброе, сочувствующее.
— От меня может уйти шанс, если я не соображу, как его удержать.
— Шанс упускать нельзя.
Он устроился на стуле напротив, по-американски закинул ногу на ногу и коротко бросил:
— Излагайте.
Не надежда на помощь развязала мне язык. Я просто озвучивала собственные проекты, бродившие который день в голове, сама вслушивалась в их звучание, стараясь отсюда, извне, уловить самый реальный из них, самый верный. Окончив рассказ и забыв о собеседнике, сидящем напротив, я подперла лицо ладонью и засмотрелась в окно.
Февраль…
Двенадцать лет назад, тоже в феврале он, выслушав рассказ, схватил меня за руку, как есть выволок из кабинета с коротким «поехали», и бегом понесся на улицу. Так я попала на первую встречу с Гавриком Виктором Михайловичем. И тот на следующий день сделал все проплаты, разрешил мои затруднения и дал возможность не упустить шанс с легкостью и естественностью волшебного принца.
Второй раз обстоятельства прижали меня не размышлениями, как не упустить шанс, а поиском, как уцелеть.
Случился развал Советского Союза. Начали возникать таможни, пошел раздел банков, разрыв устоявшихся связей. Короче, закрутилась такая карусель, о которой не расскажешь. Надо было это все прочувствовать. Появились сбои в работе, полетели все договора, ни во что превратились права и обязанности сторон, до кого-то не доходил оплаченный товар, кому-то не перечислялись деньги за авансовые поставки, где-то не могли расплатиться из-за возникшей курсовой разницы в стоимости новоявленных валют. На руинах прежней страны еще не возникло новых государств со своими законами, вчерашняя нравственность оказалась выхолощенной, смешной, больше не регулировались юридические и производственные вопросы. Если люди самостоятельно находили выход из положения, то его реализации мешало воцарившееся беззаконие. Страх, круговерть, обморок времен! Три, всего три человека разрезали живую плоть народа, и не было рычагов, чтобы тому воспрепятствовать. Карать и миловать — эти функции прибрали к рукам услужливые, энергичные люди, и пошел гулять по городам и весям самосуд.
За мной повисли долги перед фирмами, находящимися теперь за рубежом, — в Украине. «Кожаные мальчики», специализирующиеся на выбивании долгов, приехали не сразу, а после нескольких предупреждений по телефону. Что я могла сделать, если мои деньги заморозились в банке? Люди с Украины, потерявшие здесь в Вологде свои капиталы, увещевали, уговаривали, угрожали, понимая без моих объяснений, что моей вины в сложившейся ситуации нет. Только моя причастность к их интересам давала повод заявлять о претензиях ко мне. За мой счет, ценою моих интересов пытались они вернуть свое.
По осколкам большой страны пробежала волна разборок. Убийства, самоубийства, исчезновение людей стали обычным явлением. Это не позволяло игнорировать угрозы, относиться к ним без должной серьезности. Надо было выручать себя и бывших партнеров, потому что, кроме меня, им никто бы помочь не смог, как и мне самой. Единственное, что могло привести к успеху, так это поиск российских предпринимателей, терпящих аналогичное бедствие на территории Украины, чтобы можно было произвести взаиморасчеты.
Я нашла такую ситуацию. К приезду «третейских судей» и к разговору с ними я была готова и рассчитывала, что мои усилия будут оценены. Да, они согласились забрать деньги у тех, кто должен был такую же сумму в Россию, как я в Украину. Да, они убедились, что скорее не страх, а совесть руководили мной. Но их не устраивали сроки. И они возжелали наверстать упущенную прибыль! В наших договорах, конечно, не был предусмотрен развал Союза, но отмахнуться от обсуждения еще и этой проблемы я не могла, тем более что затягивание окончательных расчетов, как видно из такой постановки вопроса, было им лишь на руку.
Это долгая и невеселая история, которую, я расскажу отдельно. Но тогда я сидела с разламывающейся головой. Я изобретала новую спасительную комбинацию, но моя фантазия ничего не подсказывала, потому что еще никто не научился делать деньги из ничего, а мне именно это и надо было — найти, чем покрыть упущенную моими партнерами из Киева прибыль. Тем не менее, я немного успокоилась и расслабилась, ведь вопрос с основным долгом решился благополучно.
Помощь, как бывает лишь в сказках, пришла неожиданно.
Когда зазвонил телефон, я как раз изучала бездонное небо и утверждалась в банальной, но вечно новой мысли, что мир — прекрасен. Звонил Вилен Борисович, о котором я и думать забыла — так долго он не давал о себе знать. Произошел обычный обмен приветствиями: «здрасьте!» — «здравствуйте».
— А я купил новую машину. С люком! Хочу вас покатать.
Я блаженно откинулась на спинку стула и сказала глухим голосом:
— И я хочу.
— Тогда я сейчас буду. Выходите через десять минут.
Эта возможность отдохнуть была послана мне самой судьбой. В отличном настроении я взбила прическу повыше, наярила помадой губы, ухмыльнулась отражению в зеркале и завиляла несуществующим лисьим хвостом к выходу.
Машина стояла у подъезда. «Ауди», с люком! Расплывшаяся рожа владельца светилась еще больше, чем новая покупка. Вилен Борисович не выскочил мне навстречу, предупредительно не распахнул передо мною дверь, как бывало раньше, — он вальяжно потянулся через сидение пассажира и небрежно отщелкнул ее изнутри. Я постояла возле образовавшейся щели, а потом, досадливо плюнув в сторону, уселась рядом с водителем. Хлопнув дверью резче, чем нужно, я уставилась вдаль.
— Завидуете? — воззрился на меня счастливый владелец иномарки.
— Ненормальный, да? — возмутилась я.
— Тогда бросайтесь на шею и поздравляйте меня!
— Вы открыли мне дверь, как напросившейся пассажирке.
— Ка-атенька! Сегодня мой день, — протяжно и весело пожурил он меня.
Я прикоснулась к его руке, лежащей на руле:
— Поздравляю! Легких вам дорог и безопасной езды.
— Другое дело! — бросил он, и мы покатили.
Вилен Борисович разоткровенничался: