На крыльях в страну безмолвия
Шрифт:
ГЛАВА III
На север. Туман. Белое царство. Полюс близок. Половина топлива израсходована. Пора садиться. В полынье. Посадка среди ледяных гор.
Курс — прямо на север. Летим вдоль берега, параллельно глетчеру. Под нами совершенно чистое от льда море. Я собираюсь приступить к навигационным наблюдениям и вдруг замечаю прямо по курсу полосу густого тумана, не предвещающую ничего хорошего. По мере приближения выясняется, что туман держится очень близко от поверхности моря, и Ларсен увеличивает ход, чтобы подняться вверх.
Аппараты сближаются и поднимаются все выше и выше — 600 метров, 800, 1.000 метров.
Фейхт сообщает, что моторы работают «без сучка, без задоринки», и мы готовимся подняться еще выше, но Дейтрихсон неожиданно повернул. Поворот — условный сигнал о непорядке. На счастье, аппарат почти тотчас же опять берет прежний курс, и мы продолжаем свой путь. Туман распространился во все стороны. Хотя он и мало нас радует, но все-таки лучше его встретить здесь, где правильный курс известен, чем впоследствии.
Временами попадаем в полосы просвета, но они недостаточны для наблюдений. Поглядывая вниз, замечаем лед свежего образования. Температура — 10°.
Два часа летим над туманом, после чего попадаем в безоблачную, ярко освещенную солнцем, полосу. Насколько хватает глаз — повсюду виден ослепительно белый снег.
Находимся мы, повидимому, на 83 градусе. Дальность горизонта — 100 километров по всем направлениям. Свежий северо-восточный ветер заставляет значительно увеличить ход. Ларсен медленно снижается, в надежде встретить менее сильный ветер, и мы остаемся на высоте около 500 метров, временами снижаясь до 300 метров, с целью рассмотреть не будет ли возможно сесть— в случае, если произойдет какая-нибудь заминка с моторами. То, что мы видим, не внушает особенных надежд.
Между ледяными валами внизу нет ни одной полыньи достаточных размеров, и, кроме того, все они покрыты сугробами сухого снега.
Таким образом, наши предположения о посадках на воду оказались ошибочными, а наше предприятие в целом — более рискованным, чем представлялось раньше. Тем не менее это нас не волновало. Вера в наши моторы была непоколебима. О вынужденном спуске мы и не думали.
Часы мелькали незаметно. Аппарат держался очень устойчиво, лишь изредка медленно покачиваясь. Да и то эта качка замечалась только при наблюдении за аппаратом Дейтрихсона.
Никаких признаков земли не видно.
Мои наблюдения показывают, что мы отнесены слишком к западу. Это подтверждается и склонением компаса. Меняем курс к востоку.
Мест, удобных для спуска, все еще не видно. Хотя мы иногда и пролетаем над полыньями, но все они недостаточно велики.
В час ночи 22 мая Фейхт сообщил, что половина горючего израсходована. Мы решаемся спуститься для определения своего места. Обычным способом — с воздуха — в этих широтах наблюдения сделать нельзя.
В этот момент мы пролетаем над сравнительно удобной полыньей. Ларсен спрашивает:
— Спускаться?..
Я высказываю опасение, как бы ледяные валы не сдвинулись раньше, чем мы успеем подняться.
Снижаемся до 100 метров, затем до 10 метров и высматриваем подходящее место.
Неожиданно один из моторов стопорится (как выяснилось впоследствии, не из-за неисправности механизма, а из-за утечки воздуха).
На наше счастье, впереди между ледяными валами виднеется полынья. Аппарат слишком тяжел, чтобы летать на такой высоте с одним мотором. Ларсен стопорит второй, и мы спускаемся.
Стараемся уменьшить опасность посадки, давая аппарату дифферент (уклон) на нос, чтобы «вжать» его в «ледяную кашу» полыньи.
Посадка тем не менее очень опасна: полынья настолько узка, что крылья выходят за ее края, почти касаясь ледяных степ. Кроме того, она коротка и извилиста. Дальний конец наполнен крупными кусками льда, которые мы сшибаем и давим под себя.
ГЛАВА IV
В ледяном капкане. «Клешня». Напор льда. Разлука с товарищами. С топором и ножом против льда. Двое в полынье.
Останавливаемся на самом краю полыньи, почти упираясь в высокое ледяное поле, и выходим из аппарата. Наш самолет цел и невредим.
Немедленно приступаем к вытаскиванию его из узкой полосы воды в более широкую. Работа тяжела для трех людей и исключительно утомительна. Пока мы бьемся, лед, подобно клешне рака, сдвигается, и наша полоска воды закрывается. Мы пойманы, как в мышеловку!
Дейтрихсон, наблюдая наш спуск и не зная, что он вынужденный, решил, что Ларсен сошел с ума, садясь в столь неподходящем месте. Сам он сел на другой стороне полыньи.
Мы не видели спуска аппарата № 24. Место, где он сел, было закрыто от нас высокими ледяными стенами, и мы даже не знали, что Дейтрихсон также спустился.
Положение нашего аппарата было очень тяжелое. Начни ледяные поля сближаться — он неминуемо будет раздавлен между валами льда.
После двухчасового сна приходим к решению тронуться 22 мая к мысу Колумбия пешком.
Подобная перспектива не являлась сюрпризом.
Возможность вынужденного похода по образу пешего хождения допускалась в случае поломки аппарата, и мы были подготовлены к такому путешествию.
Ларсен и я произвели короткую рекогносцировку для поисков наших спутников с аппарата № 24, но без всяких результатов. Впрочем, нам показалось, что мы слышали звук выстрела.
Начинаем попытки прорубать в ледяном поле канал. Но усилия наши тщетны. Прорубленное пространство немедленно замерзает. Заношу в дневник: «ужасающие ледяные стены, почти не дающие возможности двигаться».
Обсуждая всевозможные способы выйти из положения, в которое мы попали, приходим к решению срубить ледяную стену, стоящую перед носом аппарата. Ларсен работает топором, Фейхт ледяным якорем, я — большим ножом. Поначалу — работа кажется невыполнимой, но другого выхода нет. Мало-по-малу мы приспособляемся, к ней, и дело двигается с заметным успехом.