На крыше мира
Шрифт:
Чопорный, сухой, как осенний лист, Таунсен сидел с бесстрастным лицом, плотно сжав губы. Уже более получаса они перебрасывались репликами, которые служили скорее упражнениями для ума, чем деловым разговором. Вошедший слуга-китаец, мягко ступая по ковру, молча поставил перед ними на подносе бутылку виски, коньяк и содовую воду. Ловко обтерев салфеткой рюмки, он так же молча и неслышно удалился.
Бланк налил себе рюмку виски и одним глотком ее выпил.
— Я надеюсь, уважаемый Таунсен, вы поможете мне организовать небольшую экспедицию
— Да, конечно. Местное управление полиции обещало мне подыскать надежного проводника… К часу дня должны сообщить.
— Отлично… А как наши изыскательные отряды? Какие успехи?
— В том смысле, в каком имеете в виду вы, Бланк, — плохо.
— Не хватило средств?
— Не то… Почти во всех случаях — провалы.
Бланк, хмуро пододвигая пустую рюмку, иронически спросил:
— За что же мы тогда платим деньги?
Таунсен налил себе рюмку коньяка и, не спеша, выцедил ее сквозь зубы.
— А это, я полагаю, надо спросить у советских пограничников, — пожевав губами, произнес он.
— Милая шутка! — совсем невесело рассмеялся Бланк. — Просто были подобраны неучи, профаны… Надо организовать новую группу. Я попрошу вас помочь мне вызвать этого, как его, с бородой, Зарецкого и отобрать из числа опытных русских белоэмигрантов, знающих Памир, человек пять…
— Зарецкого уже нет. Он удачно сумел уйти во время операции, но был задержан, когда пробирался обратно… С ледником Федченко ничего не получилось.
— Как! Такой опытный офицер! Надеюсь, вы сами понимаете, как нам необходимо знать, ради наших общих интересов, результаты их исследований…
— Представляю.
— Надо набрать новых людей, лучше заплатить- Я не думаю, чтобы граница сейчас хорошо охранялась. Советам сегодня очень нужны люди в другом месте, на фронте…
— Попробуем, — прищурившись, ответил Таунсен. — Людей мы подобрали. Нужны опытные проводники.
Позвонил телефон.
— «Рахиму» передайте, что я недоволен им. Велико дело — отправить на тот свет какую-нибудь сотню овец и сжечь стог сена.
— Я с вами не согласен, Бланк. Вы забываете о панике! Нам важно посеять среди тамошних жителей панику…
— Наивный вы человек, Таунсен. Чтобы создать панику, надо провести целую серию больших и малых диверсий… Кажется, именно такое указание и было дано «Рахиму»?
Позвонил телефон.
— Да, — ответил Таунсен, прикладывая трубку к уху, — добрый день, генерал. Гость у меня Приезжайте.
Он повесил трубку.
— Через час пожалует генерал Ляо-Цай. Он питает к вам особое расположение, Бланк.
Генерал! — фыркнул тот. — Бросаем деньги на ветер! Сколько получают вооружения! До сих пор эти генералы вместе со своим Чан Кай-ши ничего не сумели сделать для мало-мальски организованного наступления на коммунистические районы.
Неслышно распахнулась портьера в дверях и слуга доложил:
— Пришел начальник полиции Ли Ван с проводником.
— Очень хорошо. Зови их сюда.
Минуты через две в кабинет вошел начальник полиции Ли Ван. На его скуластом, изрытом оспой лице застыла улыбка. Подобострастно склонившись, он часто кивал головой и растягивал слова:
— Добрый день, здравствуйте, господа! Нашел опытного человека. Знает горы, как моя теща свою печку! Кланяйся господам, Цой! Кланяйся! Проводник Цой, господа, рекомендую, старый охотник и вполне…
СЕРЕЖА
Прошло уже больше трех месяцев с тех пор, как семья Дорошенко поселилась па участке. Ирине Васильевне казалось, что она живет уже очень давно в этом маленьком поселке, затерявшемся в горах. Война отодвинулась куда-то далеко, далеко и, казалось началась она тоже очень давно, — так давно, что позабылась уже прежняя жизнь. Порою Ирина с недоумением вспоминала, что она иногда бывала чем-то недовольна в той, прежней жизни.
Так, она месяца два переживала из-за того, что ей дали «трудный класс» и считала, что завуч сделал это нарочно, потому что он ее недолюбливал. Где теперь ее «трудный класс», ее славные ребята? Ей не нравилась тогда их квартира, большая, светлая, но казавшаяся" ей неуютной. Какими незначительными выглядели теперь все эти маленькие житейские огорчения!
Теперь они всей семьей жили в небольшой комнате с крохотной кухонькой, в которой полная Аксинья Ивановна еле могла повернуться. Ирина спала со свекровью на одной койке; было очень тесно и неудобно. Она часто оставалась ночевать в детском саду. В комнате еще не поставили печь, было холодно, но теперь Ирина о всех этих неудобствах не думала. Наоборот, ей казалось, что они устроились неплохо, живут спокойно, не голодны, все здоровы, — чего же еще надо? И если на лице у Ирины частенько появлялось выражение грусти, то не ее нынешнее положение было тому причиной.
Она всё еще не могла свыкнуться с мыслью, что муж погиб. Скрывала свои переживания от свекрови и особенно от сына. Сережа был впечатлительный мальчик и очень любил отца. Известие о его смерти пережил крайне болезненно. Он убежал из дому и долго его не могли разыскать. Потом Сережа больше месяца пролежал в постели.
Ирина старалась поменьше напоминать ему об отце. И так живется нелегко. Незачем лишний раз травмировать сердце мальчика.
Но сын рос. наблюдательным и всё замечал.
Мама! Что с тобой? Отчего ты такая?
— Какая?
— Ну, такая, грустная…
— Ничего, Сереженька! Садись поешь и займись уроками, — как можно веселее отвечала она.
Сережа подружился с Черновым.
Любя детей и тоскуя по дочери, Владимир
Константинович привязался к мальчику. Сережа часто попадался ему во дворе. Они разговаривали, как взрослые,
— Ну, что ж, давай, заходи, — приглашал Владимир Константинович мальчика, когда тот, бывало, провожал его до самого дома.