На Крючке
Шрифт:
— Никому больше не позволено прикасаться к тебе здесь, — его пальцы входят и выходят, а большой палец медленно кружит по моему набухшему клитору. — Я очень ревнивый, Венди. И я хочу тебя для себя.
Его слова должны вызывать тревогу, но они лишь разжигают пламя моей страсти, отчего становится трудно дышать.
А может, это его рука медленно усиливает давление на мою шею.
Я втягиваю воздух так глубоко, как только могу в его железных тисках, чувствуя, что могу умереть, если не успею кончить. У меня кружится голова, легкие просят воздуха, а разум кричит, чтобы я вцепилась в него когтями, пытаясь ослабить давление.
Его хватка на моем горле усиливается, давление на мой клитор пульсирует и пульсирует, распространяя покалывание по всему телу. В моей груди разгорается жжение, распространяющееся наружу, и темнота застилает мое зрение. И тут я взрываюсь, мой рот открывается в беззвучном крике, внутренние стенки впиваются в его пальцы, словно хотят всосать его в себя и никогда не отпускать. Его рука тут же ослабевает, превращаясь в мягкие, успокаивающие поглаживания, когда я втягиваю ртом воздух, моя грудь бьется о его грудь.
— Такая хорошая девочка, — мурлычет он.
Удовлетворение проходит по моим венам и зарывается глубоко в грудь; тепло, и пушисто, и все хорошо. Он двигается, приподнимая мое тело, чтобы устроиться позади меня, и я выгибаюсь на нем, его большая рука гладит мои волосы и шепчет слова похвалы.
Я не пытаюсь говорить, не пытаюсь думать о том, чему я только что позволила случиться. Как он обращается со мной, словно с домашним питомцем, которым он гордится, или как я себя чувствую, когда он это делает. Я просто закрываю глаза и позволяю этому моменту быть таким, какой он есть.
А когда я просыпаюсь, я уже не на палубе, и я совсем одна.
15.ДЖЕЙМС
Чайник закипает на плите, а я смотрю на тыльные стороны своих рук, сжимающих стойку. То, что произошло ранее с Венди, было неожиданным. Но, Господи, то, как она распалась под моими пальцами, как она умоляла меня перекрыть ей доступ воздуха и дрожала от моих прикосновений, заставило меня быть опасно близким к потере контроля.
И это неприемлемо.
Я бы с удовольствием отрицал это, но, к сожалению, знание своих слабостей имеет первостепенное значение для их преодоления, а то, что Венди стала слабостью, дотошно очевидно. Особенно после того, как я отнес ее с палубы в свою личную каюту, а затем стал смотреть, как она спит, наслаждаясь тем, как ее темные волосы контрастируют с кремовым цветом моих простыней.
Я смотрю на чайник, раздраженный тем, что она так сильно влияет на меня. Что она взывает к моим низменным желаниям и выводит их на передний план, заставляя меня бороться за контроль. С насмешкой я отставляю чайник с конфорки и провожу рукой по волосам.
— Я могу сделать это для тебя, ты же знаешь, — говорит Сми, входя в комнату с оставшейся после ужина посудой.
— В этом нет необходимости, спасибо.
Он кивает, направляясь к
—Она красивая девушка.
— Хм? — спрашиваю я, потирая большим и указательным пальцами подбородок.
— Я сказал, что она хорошая девушка.
Я поворачиваюсь, рассматривая его. Сми близок к моему возрасту и работает на моей лодке с тех пор, как я нашел его на улице рядом с ВР, когда мне было восемнадцать — в выходные после того, как я убил своего дядю. Он был бездомным, просил мелочь, но в его глазах было что-то такое. Что-то, что сказало мне, что в жизни ему не повезло, и ему просто нужен был способ вернуть контроль над ситуацией после того, как его лишили этого.
И это то, что я могу понять.
В течение нескольких недель я навещал его, принимающего небольшие порции денег, теплой еды и одежды, наблюдая со стороны, чтобы понять, был ли он побочным продуктом наркотиков, которые я выбрасывал на улицы, или же он был кем-то другим. Кто-то, достойный второго шанса.
К счастью для него, это было последнее.
Когда я купил Тигровую лилию на наследство моих родителей, то, что скрыл от меня дядя, я пошел прямо к Сми и предложил ему комнату и питание. Новый шанс. Новое начало. При условии, что он поклянется в верности и будет работать только на меня. За исключением Ру, он был самым постоянным в моей жизни.
Тем не менее, я держу его на расстоянии, не позволяя ему знать о самых темных сторонах моей жизни. Любой может предать, если дать ему правильный стимул, и несмотря на то, что я знаю, что Сми последовал бы за мной на край земли, я не хочу рисковать тем, что его схватят и заставят разгласить секреты, которые он не должен рассказывать. Было бы жаль покончить с его жизнью.
— Мне не нужно, чтобы ты одобрял мои завоевания, Сми. Мой посуду и держи под контролем мою яхту. За это я тебе и плачу, — огрызаюсь я.
— Прошу прощения, босс.
Он кивает и отворачивается, сосредоточившись на посуде в раковине. Но его слова проникают сквозь мои и без того потрепанные нервы. Я знаю, какая Венди хорошая девушка, ее чистосердечная невинность вытекает из ее пор, как масло, блестит и от нее невозможно отвести взгляд. Может быть, поэтому она так меня влечёт — темные части моей души жаждут ее света.
Возвращаясь в свою личную каюту, я напоминаю себе, что стоит на кону. Она — инструмент. Что-то, что можно использовать и сломать, средство достижения цели и ничего более. И хотя я с нетерпением жду возможности насладиться ею, позволив этим чувствам запутать мои внутренности, я не добьюсь ничего хорошего.
Подкрепив свою цель, я открываю дверь, шаги замедляются, когда я вижу ее, сидящую в центре моей кровати, волосы в беспорядке на голове, а глаза все еще тяжелые от сна.
Ухмылка озаряет ее лицо, заставляя мой желудок сжаться.
— Привет. Я волновалась, когда проснулась совсем одна.
Я сажусь на край кровати.
— Мои извинения. Я подумал, что ты захочешь пить, но потом понял, что не уверен, чего бы ты хотела.
— О, — ее щеки становятся круглыми от улыбки. — Это мило с твоей стороны. На мгновение я забеспокоилась, что меня похитили. Проснувшись в незнакомой комнате, я была немного дезориентирована.