На крючке
Шрифт:
Слова застрявают в моем горле, и моя рука поднимается, чтобы прикрыть свой рот.
Его глаза сужаются, когда он приближается ко мне. Инстинктивно я дергаюсь, задняя часть моих ног ударяется о край его кровати, заставляя меня споткнуться и упасть на матраса. Я приподнимаюсь, опираясь на локти, когда мой взгляд встречается с его взглядом.
Он нависает надо мной, но это не чувственно, как с возлюбленным, а пугающе, его энергия хлещет вокруг него, как гроза, заставляя мои волосы вставать дыбом.
Он так близко, что я чувствую его дыхание, как свое собственное.
— Чего
Моя грудь крепко сжимается. Как я могла забыть? Речь идет вовсе не обо мне. Речь идет о моем отце.
— Ты знал, кто он? — лепечу я. — Все это время…
Его губы подергиваются, и он отступает назад, огонь в его глазах исчез так же быстро, как и появился.
— Ты знал, кто я? — вопрос обжигает мое горло, слезы затуманивают мое зрение.
— Конечно, — он собирает невидимые ворсинки со своего рукава. — Я знал, кто ты, как только ты вошла в мой бар.
Мое разбитое сердце трещит от внезапного давления в груди.
Конечно, он знал.
Я киваю, в моих венах поселяется мрачное согласие. Оно густое и влажное, как глубокая грязь, и я знаю, что чем больше я буду бороться, тем дальше опущусь.
— Думаю, теперь я хочу принять душ.
Его брови поднимаются, когда он указывает на ванную.
Я встаю и прохожу в комнату, закрывая за собой дверь. Мои пальцы сжимают металлическую ручку, а голова упирается в прохладное дерево рамы. Я задерживаю дыхание, пока мои легкие не начинают требовать воздуха, но даже тогда я не выпускаю его, боясь, что если я это сделаю, то закричу. Я в замешательстве, мои эмоции тянут меня в тысячу разных направлений. Я не знаю, глупа ли я, что не пытаюсь вырваться, или умна, что пытаюсь разработать план. Я понятия не имею, бросят ли меня после этой ночи обратно в темную и холодную каменную комнату, или он просто убьет меня раз и навсегда.
Это определенно послужит сигналом для моего отца.
А еще есть чувство вины, и оно, вдобавок ко всему прочему, самое сильное. Оно пронзает мой желудок и тянется вверх по груди, пробивая себе путь через мои внутренности, пока не прикрепляется к горлу.
Потому что я чувствую такое чертово облегчение от нахождения здесь. Возможности принять душ. Вдохнуть свежий воздух. Общаться с людьми, пусть даже с человеком, ответственным за все. И что за человек я такой, что чувствую благодарность за хорошее, когда источник этого хорошего — человек, угрожающий всем, кого я люблю?
Все будет хорошо.
В голове проносится воспоминание о том, как я оставила Джона в Рокфордском школе, и слова Крюка — хотя тогда он был для меня Джеймсом — звучат
«Просто помни, что когда все кажется мрачным, все ситуации временны. Не обстоятельства определяют твою ценность, а то, как ты восстаешь из пепла после того, как все сгорит»
29. ДЖЕЙМС
— Она останется на ночь, сэр? Я могу освободить комнату для гостей.
Я смотрю туда, где Сми стоит на кухне и пьет из кружки чай.
Покачав головой, я делаю глоток из своей чашки, жидкость обжигает язык, когда я глотаю.
— Почему ты решил, что она останется где-нибудь еще, кроме моей постели?
Его глаза слегка расширяются, и в моих мыслях проскальзывает любопытство по поводу его внезапного интереса.
— Просто так. Я просто решил предложить, — он подходит к кухонной раковине, ставит свою чашку, а затем поворачивается, чтобы прислониться к столешнице. — Меня не будет рядом сегодня вечером, и я не хотел подставлять тебя, вот и все. Я знаю, как ты любишь свое собственное пространство.
Я поднимаю подбородок, мой взгляд впитывает его манеры. Он кажется напряженным, как будто ему не по себе от того, что она здесь.
— Большие планы? — спрашиваю я.
Я никогда не интересовался личной жизнью Сми, и, честно говоря, мне все равно. Но разговор с ним отвлекает от девушки, запертой в моей комнате, и я чувствую, что мне хочется отдохнуть от гнева, возникающего всякий раз, когда я вижу ее лицо или вспоминаю ее имя.
Сми усмехается, проводит рукой по волосам, и свет кухонного освещения отражается от его темно-каштановых прядей.
— Можно и так сказать.
— Что ж, я ценю твое гостеприимство, но в этом нет необходимости.
Я не знаю, что делать с ней после гала-концерта. Часть меня хочет бросить ее обратно в подвал ВР и дать ей сгнить. Это не меньше, чем то, что она заслуживает. Другая часть хочет привязать ее к моей кровати и использовать другие средства, чтобы выбить из нее правду. Меня бесит, что она все еще ведет себя так, как будто она невиновна. Как будто она понятия не имеет, что натворила.
Неважно, я смогу многое понять по тому, как она общается с отцом этим вечером. Я отправил близнецов заранее, чтобы они проследили, что наши тарелки находятся за столом почетного гостя, и мне не терпится узнать, что будет в меню.
Из коридора доносится громкий стук, и я ухмыляюсь, допивая чай и ставя его обратно на стойку.
Глаза Сми расширяются, он смотрит в сторону шума, а затем снова на меня.
— Она там застряла?
Я встаю, застегиваю пиджак своего смокинга и прохожу мимо него, делая паузу, чтобы сжать его плечо, мышца напрягается под моей ладонью.
— То, что я делаю со своими игрушками, тебя не касается, Сми.
Его глаза становятся тусклыми, и он наклоняет голову.
— Прошу прощения, босс.