На крючке
Шрифт:
Я не могу представить, что поеду в особняк и буду жить с отцом. Не после того, что я знаю. Не после того, как мне больно.
Я уверена, что потеряла работу в «Ванильном стручке». Неявка на смену — верный способ быть уволенным, а прошло уже несколько дней.
Энджи либо сильно переживает, либо списала меня в утиль. Мы не были лучшими подругами, и как бы мы ни ладили, она знала меня всего пару месяцев.
Джона все равно не будет.
И я останусь одна. Без работы, без перспектив и без семьи.
Мое сердце сжимается в груди.
Я не знаю точно, сколько времени
Он выглядит крайне недовольным.
Мой желудок скручивается сам собой.
Я открываю рот, чтобы поздороваться, но прежде чем я успеваю это сделать, его рука обхватывает мою и дергает меня вверх, его хватка оставит синяков. Я спотыкаюсь, когда встаю, и хватаюсь за его костюм, чтобы удержаться на ногах.
Он не говорит ни слова, просто начинает тащить меня обратно к Тигровой лилии, его челюстные мышцы сжимаются, пока я пытаюсь удержаться на ногах.
— Ай, ты делаешь мне больно.
Его пальцы сжимаются, когда я говорю это, мои ноги делают три шага на каждый его один шаг. Я оглядываюсь вокруг, гадая, есть ли еще кто-нибудь на пристани, кто мог бы проявить беспокойство, но никого не видно. А если и есть, я уверена, что Крюк все равно держит их под своим контролем. Похоже, он может пойти куда угодно, сделать что угодно и остаться неприкасаемым.
Мы возвращаемся на яхту, и он распахивает дверь, проходит в гостиную и бросает меня на диван, мое тело подпрыгивает, ударяясь о подушки. Мои волосы летят мне в лицо, и я тянусь вверх, чтобы смахнуть их, раздражение бурлит в моих венах от его грубого обращения.
— Это было действительно необходимо? — мои пальцы потирают место, где он сжимал меня,
— Ты думаешь, это шутка? — спрашивает он, его голос резок.
Я нахмуриваю брови.
— Что? Я...
— По всей видимости да, — продолжает он. — Потому что я не могу понять, что заставило тебя думать, что ты можешь покинуть это судно.
Он делает шаг вперед, его тело возвышается надо мной. Мое сердце выбрасывает адреналин в мои вены.
Его глаза встречаются с моими, и у меня сводит живот.
— Не принимай мою щедрость за слабость, Венди, — его большой палец надавливает на мою нижнюю губу. — Или я привяжу тебя к своей кровати, пока не лишу тебя желания уйти.
— Ох! — взрываюсь я, гнев опаляет мои внутренности, измученные его то горячим, то холодным поведением. — Ты такой, блять, ненормальный!
Как только слова слетают с моих губ, я понимаю, что совершила ошибку. Мои руки тянутся ко рту, глаза становятся большими и круглыми.
Он отшатывается назад, его голова качается.
— Как ты только что меня назвала? — его вопрос звучит медленно, как густой сироп, контролируемый и опасно сладкий.
Мои ладони опускаются к губам, и хотя я знаю, что должна взять свои слова обратно —
— Я назвала тебя, блять, сумасшедшим.
Его рот открывается, дыхание покидает его на медленном выдохе. Оно пробегает по моему лицу, и мой язык проводит по нижней губе, словно ища его вкус, а руки дрожат по бокам.
Он захватывает мое лицо и целует меня.
Это застает меня врасплох, его прикосновение настолько шокирует, что я застываю на месте. Но когда его язык открывает мой рот, я теряю себя от этого ощущения, высвобождая все свои эмоции и изливая их в него.
Я резко подаюсь вперед, мои руки летят к его челюсти, наши зубы клацают, когда я взбираюсь по его телу, пытаясь приблизиться, попробовать глубже. Он стонет, одна его рука запутывается в моих волосах, другая обхватывает мою талию и сжимает.
Поцелуй совсем не сладкий. Он извращенный и ядовитый; яд, замаскированный под сахар, заставляющий любить вкус смерти.
Но, несмотря ни на что, я не могу остановиться.
Его губы отрываются от моих губ, проводя укусами и щипками вдоль моей челюсти и вниз по шее, моя голова откидывается назад со стоном, и я цепляюсь за его плечи. Его пальцы крепче сжимают мою талию, рука покидает мои волосы, когда он поднимает меня и поворачивает, передней частью тела ударяя меня о спинку дивана, мои руки пытаются ухватиться за что-нибудь. Его ладони скользят по моим бокам, его толстая эрекция упирается в мою задницу, его лицо покоится в ложбинке моего плеча. Он скользит рукой по моей груди, пока его ладонь не обхватывает мое горло. Мои соски твердеют, и меня пронзает волна жара.
Мурашки бегут по коже, когда он скользит прикосновением по моему животу, проникая под боксеры, которые на мне надеты, пока его ладонь не оказывается между моих ног, а пальцы не начинают скользить по моим складкам.
Мой пресс напрягается.
— Ты думаешь, я сумасшедший? — шепчет он мне на ухо. — Ты делаешь меня, блять, сумасшедшим.
Его зубы впиваются в стык моей шеи в тот самый момент, когда его пальцы погружаются в мое влагалище, резкая боль пронзает меня насквозь и смешивается с удовольствием от того, что меня заполняют.
Моя голова отлетает назад на его грудь, глаза закатываются от ощущения.
— Скажи мне, что тебе нравится, когда мои руки на тебе, милая, — требует он. — Скажи, что ты скучала по этим ощущениям.
— Я... скучала... О, Боже.
Его большой палец крепко прижимается к моему набухшему клитору, потирая его резкими круговыми движениями, в то время как его пальцы двигаются внутрь и наружу, а другая рука манипулирует моими дыхательными путямих.
Голова кружится от вожделения, жар тесно сжимается внизу живота и распространяется наружу, закручивая меня в небытие, пока я не оказываюсь на грани взрыва.