На линейном крейсере «Гебен»
Шрифт:
Когда я возвращаюсь в Османие на нашей радиопеленгаторной станции, царит большая радость, что я снова со своими товарищами. В середине августа я получаю приказ перевести нашу радиопеленгаторпую станцию в другое место. Мы переезжаем в Маслак, неподалеку от Босфора. Примерно в 200 метрах от нашего нового места расположения, проходит дорога из Шишли в Терапию.
У шоссе, напротив нас, живет немецкий фермер со своей семьей. Мы быстро подружились с простодушными людьми. Им действительно было тяжело. Нехватка продовольствия лишь усиливалась, вскоре в городе больше не осталось еды, и наш соотечественник вынужден был постепенно забивать свой скот. Теперь на ферме только две свиньи, для которых надо закупать корм в
Наша служба ограничивается теперь редкими наблюдениями, так как русский Черноморский флот больше не покидает своих баз. Зато у нас теперь другая забота. Прежде всего то, что мы будем есть на следующий день! Мы уже давно не ели мяса, мы сами должны обеспечивать себя продовольствием.
Как-то утром происходит сенсация. Товарищ С. приносит коровью ногу. Это мясо только что забитой коровы — объясняет он. Где он его достал, он не хочет говорить. Как раз начало декабря. Снаружи холодно, выпал снег, и вокруг всё сияет в белом, зимнем одеянии. Мы делим наш драгоценный запас на многочисленные куски, которые затем опускаются в воду в кастрюли. Ночью вода замерзает и таким образом мы можем долгое время есть мясо. Тем временем С. готовит с большим удовольствием к обеду бифштекс. После этого он спрашивает нас, хотим ли мы знать, что ели. Естественно, мы отвечаем, что, без сомнения, ели мясо коровы, которая сломала ногу и поэтому была умерщвлена. Тут он начинает смеяться и рассказывает нам, что это была лошадиная нога. Конечно, и мы теперь смеемся, что так были обмануты. Но наш турецкий часовой и денщик Дьемал целый день больше не разговаривал. Он курд по происхождению и не употреблял в пищу конину. Дьемал был серьезно зол. Но в конце концов он понял, что мы поступили так по незнанию, и простил нас, хотя с тех пор не притрагивался к мясу из нашего запаса.
Мало-помалу мы теперь должны подумать о Рождестве. Мы уже размышляем, как мы будем справлять праздник, как утром 22 декабря к нам из Константинополя приходит автомобиль. Я получаю сообщение, что должен упаковать свои вещи и отправиться на пароход «Генерал». На мои вопросы, что собственно произошло, посыльный отвечает только, что он сам не знает, я должен только прибыть с ним, дальнейшее прояснится. Быстро прощаюсь с товарищами и спустя два часа отмечаюсь у флаг-лейтенанта на «Генерале». Он сообщает, что я по приказу имперского морского министерства прикреплен переводчиком к председателю комиссии по перемирию на Черном и Средиземном морях, его превосходительству вице-адмиралу Хопману. Отправление сразу же в Бухарест. Сама комиссия уже находилась в пути туда. Для обеспечения моей скорейшей доставки я получаю автомобиль, решаю дела с документами и в 10 вечера уже сижу в поезде, уносящем меня вдаль.
Своеобразное чувство охватывает меня при этой ночной поездке! Мысли непроизвольно возвращаются в прошлое и останавливаются на той ночи, когда я четыре года назад от Северного моря ехал через Альпы в Италию, чтобы подняться на борт «Гебена». Спустя четыре года я снова впервые сижу в железнодорожном вагоне, в балканском поезде!
24 декабря 1917 года прибываю в Софию и должен здесь остановиться, чтобы пересесть на Бухарест. Святой вечер я провожу в городе в военных казармах и на следующий день отправляюсь дальше в Бухарест. 27 декабря я у цели и даю о себе знать адъютанту адмирала Хопмана.
Изначально пока у меня здесь нет дел. У старой румынки я получаю отведенную квартиру и чувствую себя вполне хорошо. Здесь находится очень много немецких офицеров. В Бухаресте находится и ставка командующего армией Макензена. Каждое утро я должен отмечаться у адъютанта, но у него пока для меня нет дел. Когда я прихожу к нему 10 января, он сообщает, что я снова должен возвращаться
Но я все-таки сомневался, перенесет ли мой организм подобные мытарства, и в конце концов остался в Бухаресте. Теперь я прикреплен к шифровальному подразделению A.D.K.M. Так проходит пара дней, и тут 20 января в Бухарест пришло известие, что «Гебен» и «Бреслау» нанесли удар по расположенному у Дарданелл острову Имброс, опорному пункту английского флота. Они потопили два английских монитора, несколько пароходов и, кроме того, уничтожили радиостанцию и маяк на острове.
Но затем случилась катастрофа! На обратном пути в Дарданеллы «Бреслау» подорвался на вражеских минах и пошел ко дну.
Когда с «Гебена» увидели это несчастье, то хотели поспешить на помощь «Бреслау». Однако линейный крейсер сам подорвался на трех минах и был вынужден направиться в Константинополь, чтобы и его не постигла подобная же судьба. Приблизившиеся английские эсминцы спасли 162 человека из экипажа «Бреслау».
С минными пробоинами «Гебен» с трудом добрался до Нагары, где он, в довершение всех неприятностей, ещё и сел на мель. Конечно, теперь последовали многочисленные атаки английских самолетов, но все они были благополучно отбиты противовоздушной обороной, пока «Гебен» не сняли с камней. Всего же на корабль сбросили 15,4 тонны авиабомб!
В отражении воздушных ударов у экипажа «Гебена» уже была определённая практика. Это было 27 июня 1917 года, когда первые английские самолеты появились над бухтой Стения и попытались атаковать «Гебен» бомбами. Тогда они смогли сбросить две бомбы. Но они промахнулись и вместо «Гебена» попали в два стоявших рядом миноносца, которые и были при этом потоплены.
С гордо развевающимся флагом наш «младший брат», отважный «Бреслау» теперь пошёл ко дну. и при катастрофе, как всегда, экипаж проявил тот героизм и мужество, которому он был обязан своими многочисленными успехами. Уцелевшие стойко держались в холодной январской воде, пока английские эсминцы не выловили находившихся в воде людей. Примерно две трети экипажа пало смертью героев! Это был конец «Бреслау». Мне становится тяжело на сердце, всё же и я сделал несколько боевых походов на «Бреслау», и вот гордый корабль исчез навсегда!
Теперь «Гебен», сам тяжело поврежденный, совсем один. Но некоторым утешением служит то, что имена «Бреслау» и «Гебен» будут продолжать жить в сознании народа. Он много слышал о рейдах наших крейсеров. Но что известно о «Гебене» и «Бреслау»?
Только в общих чертах удавшийся прорыв из Мессины в Дарданеллы. Как протекали долгие военные годы в далеком Чёрном море, лишь отрывочные слухи об этом проникали на Родину. И тем не менее «Гебен» и «Бреслау» являются теми кораблями, которые в великой мировой войне совершили столько, сколько вообще мог сделать корабль. Описания всех бесчисленных рейдов и сражений обоих кораблей заняли бы слишком много страниц, чтобы собрать их воедино. Поэтому здесь изложено только самое главное и значительное.
Но кому известно, что один «Гебен» за время войны в Чёрном море в многочисленных походах прошёл около 20 000 морских миль, а его «младший брат» «Бреслау» — свыше 35 000 миль? Кому известно, что при неслыханно ожесточенных боях при Дарданеллах гордость пулеметных подразделений составляли матросы с «Гебена» и с «Бреслау»? Кто знает, что в Черном море, начиная от Одессы, вдоль всего черноморского побережья от Кавказа до Батума, «Гебен» и «Бреслау» были самыми наводящими ужас кораблями, держащими в страхе сильный русский Черноморский флот и оспаривавшими его превосходство?