На линии огня: Фронтовых дорог не выбирают. Воздушные разведчики. «Это было недавно, это было давно». Годы войны
Шрифт:
Мама! И вспомнилось такое далекое и как будто такое близкое беззаботное детство.
…Воскресенье. Спать хочется, а будят:
— Вставай, сынок, в церковь пойдем.
Я брыкаюсь и бурчу: «Не пойду, спать хочу».
— А вот бог тебя накажет!
Я вскакиваю: я побаиваюсь, может, он сидит на небе и все видит.
Нежные материнские руки смазывают мою кудлатую шевелюру репейным маслом, причесывают. Алейская пыль охотно липнет на масленую голову, и вечером я реву на весь дом, когда те же руки меня пытаются расчесать.
А вот забураненная в Алейской степи деревня Платово. Под трубный буранный
А вот мы, алейские ребятишки, в ночном. Лошади спутаны, и слышится их пофыркивание. Мы ложимся на свежескошенную, подсохшую за день траву и смотрим, как в вечернем небе загораются звездочки. Солнце скрылось где-то за деревней Кашино, около реки Алей шумит Забока, а за Алеем в деревне Мало-Понюшево высокий девичий голос выводит какую-то грустную песню. Ах! Золотое детство! Куда ты делось?..
В конце сентября батарея снялась с огневых позиций в Андреаполе и своим ходом двинулась до станции Соблаго. Через Торжок, Ржев полк следует в места, знакомые нам по ярцевским боям.
Станция Дурово. Автостраду Москва — Минск трудно узнать: глубокие воронки изуродовали ее. Осень в полном разгаре, не степная, алейская, к которой я с детства привык, но тоже привольная, просторная, необозримая. Здесь лес чередуется с полями, красота не по-нашему мягкая, спокойная.
Из штаба полка Березняк возвратился озабоченный. Сразу же собрал всех батарейцев, подробно обрисовал обстановку: немцы готовят решительное наступление на Москву. На нашем направлении сосредоточены отборные танковые и артиллерийские части, а также моторизованная пехота. У нас забота та же — танки и только танки.
Артиллерийская подготовка началась минута в минуту, хоть часы проверяй. Аккуратно воюют немцы: позавтракали, постреляли, побомбили и пошли — впереди танки, следом мотопехота. Мы этот распорядок дня знаем. Снаряды досланы. Сейчас встретим.
— По танкам! — слышу голос комбатра, но тут же: — Отставить!
— В чем дело?
Кто-то кричит:
— Молодцы пехотинцы! Гробанули гранатами!
Так и есть. Около траншеи горят два танка.
Теперь ждем второго действия. В чистом осеннем небе до сотни немецких самолетов, как в парадном строю надвигаются, развернулись в боевой порядок. Пикируют в порядке очереди. Даже бомбы сбрасывают как бы по счету. Отрепетировали, вояки. Земля трясется как в лихорадке. Залезть бы в щель, как в глубокую пору. Нельзя. Ты — наводчик. Ты должен сидеть, смотреть в панораму, искать в просветах дыма танки. Треск наших и немецких пулеметов — тоже не для тебя музыка.
— Правее пошли! — слышим голос Березняка.
Правее нас, в двух-трех километрах, видно густое облако пыли. Опять мимо нас, опять стороной. В спешном порядке снова цепляем орудие на крюк тягача. На горизонте, уже восточнее, тревожные отсветы горящих деревень.
Деревня Копаровщина одной длинной улицей протянулась вдоль берега реки Вопь. Немного пониже река делает изгиб, принимая форму лука. Большак, разрезающий деревню пополам, зажат между болотистыми поймами речушек Царевич и Задняя. Батарея развернута у основания дуги таким образом, что наступающие танки немцев должны подставить под наши снаряды свои правые борта. Батареи Роянова и Ваковского — у вершины «лука». Они встретят танки в лоб. Удобная позиция. Только бы теперь через нас. Вот тут у небольшого съезда с правого повышенного берега на деревянный мост мы их прихватим.
По словам Березняка, впереди наших войск нет. Мы опять отходим последними. Все двенадцать орудий трех батарей дивизиона стволами своими глядят на тракт. Другого пути танкам нет.
…Кроме Павла Багина, самого близкого мне человека, я крепко дружу с наводчиком второго орудия Мишей Кизименко. Степняк из-под Оренбурга. Чертовски красивый парень Миша! Но девичий баловень скромен, стеснителен, собран и аккуратен. Все наводчики батареи знают свое дело. Петя Лущай, Иван Косых, Миша и я равны в этом. Но все-таки, честно говоря, я по-доброму завидую Мише. У меня вот непомерно развито самолюбие, во всем и всегда хочется быть первым. Однако, когда мы несколько дней тренировались в стрельбе по танкам, голос Миши: «Орудие готово», — хоть на долю секунды, но опережал мой.
И вот сейчас, перед боем, Миша сидит на станине своего орудия. Молчит. О чем он думает? Об оренбургских степях? О невесте Аннушке, фотография которой лежит в его ранце?
— Танки!
Сбросили ветки деревьев и маскировочную сетку. В панораму отчетливо вижу в километре или чуть больше пылящую колонну. На бреющем полете пронеслось звено «мессеров». Не до них. У нас другие заботы. Подвожу перекрестие панорамы точно под основание башни головного танка. Цель поймана! Однако далековато. Появилась девятка «юнкерсов». Тут же крутятся «мессеры». Но нас голыми руками не возьмешь. Батарея Ваковского заставляет сойти пикировщиков с боевого курса.
Из лощины выныривают бронированные коробки. Ближе, ближе… Теперь в самый раз…
— Огонь!
Залп дивизиона в упор — штука страшная. Три передних танка загорелись, один с перебитой гусеницей свалился в кювет. Трудно сказать, кто попал, кто подбил. Не это важно, когда дивизион ведет огонь.
С десяток танков отвалили в лес и скрылись. Мы отошли к деревне, оборудовали позиции рядом с окраинными домами.
— Не пойдут они здесь, — уныло говорит Коля Смагин.
— Куда им деться, — не соглашается Павел Багин. — Вокруг болота, а мы посередине.
— Товарищ лейтенант! Почему мы отошли к деревне? — спрашиваю у Березняка.
— Не понял? Мы не на дуэли, мы на войне. Авиация и танки засекли наши позиции. А постройки скрывают орудия.
«Мессеры» прошлись над нашими старыми позициями, покружились, ничего не обнаружив, горкой взмыли и скрылись. Видать, решили, что мы драпанули.
На тракте показались четыре тяжелых танка, за ними бронетранспортеры с пехотой. Выкатилась битая компания, отвалившая в лес.
— Подпустим на расстояние 300–400 метров. — Березняк имел право на этот риск. Он верил в себя, доверял расчетам. Мы уже кое-что умели.
Слышен лязг гусениц, шум моторов. Командир дивизиона капитан Марченко тоже выжидает. Он свое сказал: батарея Ваковского пехоту прижмет осколочными, две батареи встретят танки прямой наводкой.
— Не горячись, Петя! — непривычно называет меня Ивойлов.
Павлик, Миша и Коля держат на весу блестящие бронебойные.
— Цель есть! — докладываю.
— Огонь!
Промах! Второй снаряд, ударив в борт, разворотил танк.
— Не горячись, Петя, не горячись, — опять подсказывает Ивойлов.