На моей планете сегодня дождливо
Шрифт:
— О, — а вот меня это немного смущает. — И ее это устраивает?
— Более чем, — он легко пожимает плечами.
Замечаю:
— А у вас с братом много общего!
Он тоже ежится от очередного ледяного порыва.
— Не думаю… — не знаю, как возразить, но он объясняет сам: — Он удовлетворяет эмоциональные потребности, а я — физиологические. Поэтому его несет от одной к другой, а мне достаточно той, которую наши отношения полностью устраивают.
Мне интересно продолжить эту тему, спросить еще, но Рома меняет направление разговора:
— Что сегодня твоя подруга от тебя хотела?
Барсюля, кажется, уже наделал тридцать лужиц, которые невозможно различить во всеобщей слякоти, и бежит к нам.
— Ты не поверишь, если я расскажу.
Он мягко толкает меня по направлению к дому, спеша завершить эту мучительно неуютную прогулку.
— Проверь. Расскажи.
Смеюсь ему в профиль:
— Она хотела, чтобы я прочитала твои мысли!
— А-а, — протягивает, будто теперь-то ему все понятно. — Пойдем внутрь, там прочитаешь.
Какой сговорчивый подопытный кролик мне попался, но пытаюсь объяснить:
— Алкоголь… мешает.
Рома сначала молчит, но потом до него доходит:
— Так ты поэтому сегодня не пила? — теперь он уже с искренним удивлением смотрит на меня.
— Ага. Но я все же выпила, хоть немного, но… А ты теперь веришь, что ли?
В подъезде он складывает зонт и идет по лестнице за мной следом.
— Не то чтобы верю, но твоя подруга точно верит. Возможно, для этого есть основания. Так докажи мне, вытащи меня из стереотипов.
— Я не знаю, получится ли… Я же сказала…
Дома быстро меняю насквозь промокшие джинсы на сухие домашние штаны и натягиваю толстый свитер. Рома в это время на кухне ставит чайник, сам разливает по чашкам — нам обоим это необходимо, чтобы согреться. Садится напротив:
— Приступай, шаман без бубна, сделай это, — он несерьезен, это читается в улыбке.
Всматриваюсь в него. У него мокрые волосы. Удивлюсь, если ни один из нас после сегодняшнего не простынет.
— Не делай ничего особенного, — даю я команду к началу операции. — Просто пей чай, разговаривай, ничего специально не делай…
Он покорно выполняет просьбу, я поднимаю свою чашку, копируя его и ныряю в глаза. Не выходит. Пробую еще три раза подряд, но уже понимаю, что все попытки тщетны. Наверное, даже незначительное количество выпитого сказывается. Или есть другие какие-то причины, но мне даже поверхностно скользнуть из себя не удается.
— Не получается? Или мой рептилоидный разум недосягаем для тебя? — Рома возвращает меня в реальность. — А Дениса читала?
Мне нечего ответить ему — то, что я видела внутри Дениса, не смогло бы сейчас доказать наличие у меня какого-то особого дара. Чувствую, как глупо это выглядит со стороны, поэтому и заявляю с уверенностью:
— Ты что, и правда поверил? Это же прикол, но шутка явно затянулась!
Улыбается, соглашаясь.
— Ну и ладно, — Рома встает, берет наши чашки и направляется к раковине, открывает кран, закидывает кухонное полотенце себе на плечо.
Я тоже поднимаюсь на ноги, чтобы отогнать гостя от собственной посуды и спонтанно, еще на предыдущем порыве, повторяю его жест — легкий взмах рукой вверх, даже не задумываясь о том, что взгляд его сейчас поймать невозможно. И, придя в шок от внезапного успеха, смотрю уже не на его спину, а на льющуюся из крана воду. Как это произошло, ведь я провалилась, даже не видя его глаз?
Спохватываюсь, задыхаюсь, пытаюсь вывалиться обратно, но у меня не получается, будто его сознание всасывает мое. С силой вырываю себя из него и зажимаю рот, отшатываясь. Хорошо, что он не видит! Продолжает старательно тереть пенной губкой чашку…
Я… я нравлюсь ему. Нет, совершенно неточное определение. Я нравилась ему год назад, а сейчас он… хочет меня. И снова неверно, не отражает действительность. Он хочет меня… до дрожи в пальцах, до боли в мышцах, до судорожного сжимания кулаков, когда они в карманах, до животного голода… И он сам в замешательстве — он и не знал, что способен на… такую ревность… чтобы взять эту чашку и швырнуть в стену, заставить разлететься на миллион осколков, а потом расколошматить всю мебель, орать в полную глотку, пока не сорвет голос. Это даже не влюбленность — это желание обладать, безраздельно, целовать бесконечно, вынуждать забыть о… брате… Боже… Я уловила все это за долю секунды — мысли, чувства, настолько реальные, что до сих пор ощущаю его язык у себя во рту. А он живет в этой адской мешанине не долю секунды, а… все последние дни? Но как же он думает о других делах, спит? Наверное, никак.
Он не поверил в мое умение читать мысли, но действительно хотел, чтобы это оказалось правдой. Он желал, чтобы я это увидела, зная, как меня это испугает. И испугало.
— Ты какая-то бледная, — он смотрит на меня и говорит совершенно спокойно. — Ну что, поехали обратно?
— Я… — хриплю и отвожу взгляд. — Я не поеду, останусь дома.
— Как хочешь, — он легко пожимает плечами и направляется в прихожую, натягивает куртку, коротко кивает напоследок и выходит. Невозмутимый. Целостный. Даже равнодушный.
Я продолжаю пялиться в коричневую кожу двери. Протягиваю руку и касаюсь шершавой поверхности. Вздрагиваю, вдруг точно поняв, что он продолжает стоять снаружи — чувствую рядом его сознание. Мы стоим долго, минуту за минутой, друг напротив друга, разделенные пятью сантиметрами дерева и кожи. Порывисто хочу распахнуть, встретится с ним глазами — провалиться… или дать ему провалиться в меня. Знаю наверняка, что в этом случае он скажет спокойно: "Дай зонт, я забыл сразу спросить" или что-то в этом духе. Поэтому перехватываю себя на излете и резко разворачиваюсь, рывками толкаю тело к дивану, бросаю туда. Неудобно, но не шевелюсь. Барсюля почему-то поскуливает, положив голову мне на ноги.
Чуть успокоившись, пытаюсь вспомнить тот день — год назад. Я сама поцеловала его — и он мне ответил. Потом мы сидели за столом рядом несколько часов подряд и о чем-то разговаривали. Кажется, он даже упоминал о брате, который учится в том же институте, что и я, но тогда я не понимала, что речь шла о Денисе. Я вообще толком не помню, о чем мы говорили, потому что мне было плевать! И когда все расходились, он предложил проводить меня, а я отказалась… Тогда я понравилась ему, но не до такой степени, чтобы отыскать меня — в круге общих знакомых это не стало бы серьезной проблемой. Он хотел найти. Но он не стал. Потому как понял, что мне плевать.