На Муромской дороге
Шрифт:
Видимо президентской охране тоже пришлось несладко в связи с визитом потомакского лидера, поскольку к страданиям милицейского майора они отнеслись с большим сочувствием. И даже простёрли свою любезность до того, что выделили «артистам» двух сопровождающих, без которых «преображенцы» точно бы заблудились в Каменных палатах, недавно отреставрированных знаменитым на весь мир Пал Палычем Аустерлицем.
За время долгого пути Балабанов вдоволь налюбовался своим отражением, как в зеркалах, так и в начищенном до зеркального блеска полу. И надо сказать, что среди всей этой византийской роскоши преображенцы смотрелись куда уместнее, чем сопровождавшие
Реакция сановного лица на доставленных к нему артистов видимо показалась молодым людям странной, и они слегка заволновались. К счастью, Налимов успел прийти в себя, и опознал давно ему известного Портсигарова.
– Связался я с тобой, – шоумен с досадой бросил треуголку на заваленный бумагами стол. – Ну, обо всём, кажется, договорились. Так нет, вечный наш бардак. Полдня хожу по Каменным палатам, как призрак отца Гамлета, пугая бдительную охрану.
– А в чём дело-то? – удивился Налимов.
– То есть как в чём дело! – взвился присевший было на стул Портсигаров. – Я привёл два полка, Преображенский и Стрелецкий, а ворота Кремля оказались закрыты. Более того, нас даже на Красную площадь не пускают, толчёмся как последние придурки на Манежной. И это ты называешь культурной программой, Налимов?! И ждёшь, что Жора скажет тебе за неё своё знаменитое «бьючифул».
Успокоенные молодые люди деликатно не стали слушать чужую перебранку и покинули кабинет. Балабанов вздохнул с облегчением – на этот раз, кажется, пронесло. Однако не приходилось сомневаться, что молодые люди уже доложили, куда надо,
о появлении в Каменных палатах «артистов», с перечислением их фамилий, званий и регалий. Конечно, родное министерство должно подтвердить, что Балабанов и Гонолупенко в списках значатся, сложнее будет определить, кто и за каким чёртом откомандировал их во МХАТ?
– Но при чём тут преображенцы, а тем более стрельцы? Я точно помню, что их в культурной программе не было.
– А что было? – спросил Коля. – Посещение храмов, осмотр царь-пушки. Встреча с народом, допущенным пред очи. – А утро стрелецкой казни по Сурикову? – изобразил волнение Портсигаров. – В постановке то ли Михалкова, то ли Кончаловского. Мне мэр Устроев лично звонил. Он уже договорился с президентом.
– Как договорился? – ахнул Налимов. – Ну, интриганы! Но меня же не известили! – Сидишь тут копаешься с бумажками, – расстроенно крякнул Коля. – А репетиция назначена на четыре часа пополудни, сам президент в ней будет участвовать. – Так мы же не успеем, – подпрыгнул Налимов. – Сейчас же три!
– А я тебе о чём битый час толкую, – рассердился Портсигаров. – У меня люди с утра не кормлены, и кони стоят не поены.
– Какие кони? – схватился за голову Налимов. – Какие могут быть ещё кони? – Конногвардейские, разумеется. Что ты как с Луны свалился. По-твоему, кавалергарды должны перед потомакским лидером в пешем строю позориться.
– Ну, Устроев, – запричитал Налимов. – Ну, подложил свинью! Ведь хотели же по-простому. Тихо мирно, по-семейному. А тут мэрия со своей гигантоманией.
– Ты шевелиться сегодня собираешься? – ехидно спросил Коля. – Стоишь как памятник работы Церетели. Где твоя машина? Выписывай пропуска, и поехали на Манежную.
Налимов засуетился, куда-то звонил, с кем-то ругался. Похоже известие о намечаемом «Утре стрелецкой казни» захватило президентскую администрацию врасплох. Во всяком случае, Налимов аж охрип, отдавая распоряжения.
– А я что, – орал он в трубку. – Мэра благодарите. Так скажите Волокушину, чтобы изыскал миллион. Мне людям платить нечем. И кони стоят не поены. Какое шампанское, вы что там, с ума посходили. Водою ключевою. Да не потомакского президента, а коней кавалергардского полка.
Через пять минут машину, наконец, подали к подъезду. Деликатно отодвинув шофёра в сторону Портсигаров сам полез за руль, путаясь в ботфортах, совершенно неприспособленных для современного транспорта. Шпагу он отдал преображенцам, разместившимся на заднем сидении. Из Кремля их выпустили без помех, видимо охране вполне хватило бумажки, которую сунул им под нос взволнованный Налимов. Балабанов, оглянувшись на остающиеся за спиной солидные стены, вздохнул с облегчением. Но вздохнул он, разумеется, преждевременно, поскольку до окончания дела было ох как далеко.
– А мы разве не на Манежную? – удивился Налимов: – Сначала заедем к Белявскому, – отозвался Портсигаров. – Он мэру Устроеву обещал на проведение мероприятия сто тысяч наличными. – А что же он мне ничего не сказал, – обиделся на подельника Налимов.
Белявский расположился со всеми удобствами в скромном особнячке на тихой улочке. Особнячок был огорожен железным забором, который хоть и уступал размерами Кремлёвской стене, но всё же не настолько, чтобы посторонние люди могли с наскока навязать хозяину свое присутствие. У ворот бдила охрана, настроенная решительно и даже воинственно. Впрочем, Налимов был опознан решительными, как социально близкий, перед которым не грех распахнуть ворота. Однако Портсигаров в логово олигарха въезжать не стал, а отправил за Белявским взопревшего от забот и духоты Налимова с твёрдым наказом, никаких объяснений не слушать, а тащить спонсора сюда, не взирая на протесты и отговорки.
– Знаю я эту братию, как обещать власть предержащим, так они все мастера, а когда приходит срок расплачиваться с трудовым народом, так они норовят улизнуть в кусты. – С каким трудовым народом? – не понял шоумена сотрудник администрации.
– Со мной, Налимов. Я один во всей беспредельной и бескрайней России добываю хлеб в поте лица своего. И поторапливайся, времени у нас в обрез.
Надо отдать должное Налимову, не прошло и пяти минут, как он скатился с крыльца роскошного особняка рука об руку с коротконогим господином изрядной комплекции, на побагровевшем лице которого недоумение было написано яркими красками. Коротконогий всё пытался что-то доказать Налимову, но тот досадливо от него отмахивался.
– Говорю же тебе, кони не поены, – донеслось до «преображенцев». – Так ведь ни сном, ни духом, – оправдывался коротконогий, в котором Коля вслух опознал Белявского. – Ты же знаешь, сколько у меня дел.
Возле самой машины Налимов остановился и завизжал, как поросёнок: – Ты что, меня без ножа зарезать хочешь! Сам президент дал добро. Это будет позор на весь цивилизованный мир.
– Так я же не против, Василий, – растерялся Белявский. – Я просто не в курсе. Денег на благое дело мне не жалко. Сто так сто, двести так двести. Подожди, охрану возьмём.