На неведомых тропинках. Сквозь чащу
Шрифт:
Но баюн не оставил ему времени для раздумий.
– Точно, я как узнал, что ты тут в участковых, сразу сказал сестре, что Васек поможет, - продолжая говорить, он пристально смотрел в глаза мужчине и тот с готовностью кивнул, - Он друзей не забывает, несмотря на то, что больше мы после той учебки не виделись, меня распределили в Софрино, а тебя...
– В Космодемьянск, - с облегчением добавил мужчина, вот и нашлось объяснение собственной забывчивости, этот парень стоящий напротив был всего лишь эпизодом его запоминающейся армейской
– Что у вас случилось?
– спросил он, садясь обратно за стол.
– Да вот сестренка единственная замуж собралась, - кивнул на меня Ленник присаживаясь напротив, - Оно бы и на здоровье, но что мне в парне не понравилось, бывает так вроде и все при нем, а смотришь внутри одна гнильца.
– Не фантазируй, - оборвала его я, и сказочник тут же развел руки, словно предлагая участковому полюбоваться, с кем он вынужден иметь дело.
– Давай так, - предложил Ленник, - Если Васек сейчас скажет, что Валька Шереметьев безвинный страдалец людских наветов, я лично вручу тебя ему и первым скажу тост за здравие молодых.
– Давай, - согласилась я и, повернувшись к участковому, добавила, - Я знаю, что он сидел.
Василий Петрович посмотрел в окно, побарабанил пальцами по столу, снова посмотрел на сказочника и больше уже не смог отвести взгляда.
– В первый раз он сел за подделку лекарств. Сел без конфискации, потому и квартира сохранилась. Основная вина легла на его друга Алексея Смирнова, судья рассудил, что раз дача, где они клепали контрафакт, принадлежит тому, значит и большая часть вины тоже.
– Он вернулся к матери, - кивнула я.
– Вернулся, - передразнил участковый, - Вот странный вы народ, бабы, что должен совершить мужик, чтобы вы перестали видеть в нем свет в окошке? Бьет, значит любит. Пьет, значит устает. Идиотизм какой-то. Вернулся Шереметьев, сказал, что к жене на север уезжает, квартиру продал, мать в психушку сдал, обмыл сделку, местную девчонку изнасиловал и наутро сел снова, уже надолго.
– Изнасилование?
– Лённик произнес слово с видимым удовольствием.
– Да, - ответил Василий, но и я и баюн уловили в кратком ответе сомнение.
– Ты уверен?
– Главное, что суд в этом уверен, - нехотя ответил мужчина.
– А ты, Васек?
От этого панибратского обращения участковый вздрогнул и повел головой, словно пытаясь сбросить что-то.
– А я знаю одно, Янка, жертва, служила утешением каждому, кто мог себе позволить лишнюю сотню рублей.
– Ее доступность не означает вседозволенность. Женщин насиловать нельзя, ни доступных, ни скромных, никаких.
– перебила я.
– Это ваш любимый не мой. Я хочу сказать, что ему проще было заплатить, тем более, Шереметьев был при деньгах, да и ...
– участковый нахмурился.
– Что?
– сразу спросил сказочник.
– Янка Тихонова потом сразу в Москву уехала, карьеру строить, - мужчина скривился, - И говорят, у нее были с собой неплохие подъемные, дядя дал.
– И что?
– не поняла я.
– То, что дядя у нее это Вячеслав Власов, его жена как раз и отправилась на тот свет, после того, как начала принимать поддельные витамины. Но суд факт убийства не признал, у Маргариты Власовой был целый букет болячек, от одной из них она и скончалась. Шереметьева и Смирнова судили именно за подделки.
Телефон снова запиликал. "У вас 2 непрочитанных сообщения"
– А суд всегда прав, - закончил рассказ участковый.
– Сюда он не возвращался? После второй отсидки?
– уточнил Ленник.
"Тебя ищет Пашка. Звонить, отказывается. Требует лично" - прочитала я первое сообщение от Семеныча.
– Нет, - ответил мужчина и рассеяно потер висок.
– Больше я его не видел.
– Где он сидит? Второй раз?
"Твоей бабке стало хуже. Михар на стежке, пока не приму меры, не вздумай возвращаться".
– В Двойке, это ИК-2 в Рыбинске, ему строгача дали, как рецидивисту. Но сидит или нет, не скажу. Мог и по УДО выйти, - участковый отвечал по военному четко без запинки, продолжая тереть виски уже двумя указательными пальцами, - У вас аспирина нет, башка трещит, словно...
– Так он женат или нет?
– перебил его баюн, и от звука его голоса участковый едва слышно застонал.
– Нет... не знаю, штампа в паспорте не было, а как оно на самом деле, не знаю. Вы не могли бы уйти?
– Могли бы, - сказала я, убирая телефон и делая шаг назад, но вдруг остановилась и спросила, - А куда уехал Петр Шереметьев, его отец?
Тут бы участковому возразить, зачем нам его отец собственно? Но сила сказочника уже крепко держала мужчину, я мы могли расспрашивать его хоть о цвете нижнего белья, он и не подумал бы молчать, как и анализировать, к чему нам эти сведения.
– Черт, больно-то как, - он закрыл глаза, - Про отца много чего болтали, в один из дней он собрал вещи и уехал. Купил билет до Бреста и больше его не видели.
– Что и дела не возбуждали?
– Какое дело, помилуйте, - воскликнул Василий Петрович, опуская руки и хватаясь за край стола, словно с трудом мог сидеть, - Взрослый человек собрал вещи, деньги документы и уехал. Его выбор. Хватит...
– попросил он, - Как вас там... прошу...
– Ладно, пей свой аспирин, - разрешил баюн, отводя взгляд и разрывая зрительный контакт, мужчина с облегчением уронил голову на стол.
Я вышла на улицу и вдохнула прохладный воздух, за спиной слышался смех Ленника.
– Хочешь вернуться и закончить допрос?
– Неа, - ответил баюн зевая, - Сведения не секретные, он почти не сопротивляется, даже старуха переживала за свою болтовню больше. С ним не интересно. Интересно с тобой.
– Чем я тебя так забавляю?
– Всем, - лаконично ответил он, - Что едем в колонию? Или домой?