На неведомых тропинках. Сквозь чащу
Шрифт:
– Знаю, но думаю, хоть раз он там появлялся.
– Хоть раз там все появлялись. Он ведь сел за изнасилование? С такой статьей ему прямая дорога в... в петлю. Изломанный не раз человечек. Уже слюнки текут.
– он хихикнул, - Но идешь ты в любом случае зря. Нам нет хода на освещенную землю. Ты там ничего не найдешь, ни Валентина, ни себя. Наш мир теперь по другую сторону.
Я дернула плечом, но не остановилась.
Мне доводилось бывать в часовнях, в той части моей жизни, которую я называла "после". После того, как я узнала,
На берегу Которосли установили часовню Казанской Богоматери. Мне она всегда напомнила ракету, хотя более романтичные сравнивали эту постройку с убранством невесты. Наверное, именно поэтому каждая сочетавшаяся браком пара считала своим долгом бросить монеты под потолок и послушать как они ударяются о колокол.
Другую часовню, красную и приземистую, облюбовали бомжи и порошайки. Часовня Александра Невского была более монументальна, приземиста и основательна. Она была мужской, если бы с меня спросили о поле постройки. Красный кирпич, израсцы, цветные купола, она была красива как хохломская игрушка и рядом с ней любили фотографироваться туристы, даже несмотря на протягивающих руки нищих.
Часовня у второй колонии не походила ни на ту, ни на другую. Во-первых, она была деревянной, и напоминала хоз постройку нежели храм, а во-вторых, она была еще недостроена, недокрашена и вообще вся какая-то "недо".
В ноздри ударил запах опилок и смолы.
– Предлагаю сделку, - заговорил Лённик, - Ты не ходишь туда, а я называю тебе имена. Заметь не одно, а все. Всех кто избежал допроса.
Я шла впереди него, не оборачиваясь и не отвечая. Шла и улыбалась, потому что он уже проиграл. Он сразу предложил слишком невыгодную для себя сделку.
– Я и так знаю, - я уже видела внутренний двор, сухое дерево прямо посередине, которое давно пора спилить, светлые строительные доски, накрытые брезентом, несколько рабочих, крыльцо, с которого спускался человек в черной рясе. Его сердце стучало размеренно и ровно: тук-тук-тук. Взрыхленная ботинками жирная от талого снега земля и крест над головой. Забора не было, он начинался много дальше, да препятствий тут не чинили.
– Уверена?
– мы остановились на границе участка, - Так легко кого-то упустить, - произнес он задушевно и мягко, словно уговаривал ребенка.
– Нет, - я повернулась к сказочнику, - Но какое имеет значение одно пропущенное имя?
– Никакого, - согласился он, напряженно вглядываясь во что-то у меня за спиной.
– Ты не допрашивал себя.
– Мы это уже выяснили.
– Ты не допрашивал Михара, только не истинного жителя этого мира, - я поймала взгляд черных глаз, страха попасть в их плен больше не было. Плен это не навсегда.
– Ты не допрашивал ветра - охотника, у него иммунитет к любой магии кроме собственной. Продолжать?
– Все-таки умная, - он издевательски склонил голову.
– Кто еще? Старик? Не то чтобы он тебе не по зубам, но он силен и он главный на стежке, представитель воли седого. Кто позволит тебе допрашивать остальных без свидетелей? Нет, уверена, он стоял за твоим плечом, как тогда, когда ты работал со мной. Иначе какой толк от допроса? Всего лишь твое слово против чужого.
Он отсалютовал мне ладонью, словно я сказала нечто замечательное, стоя на холодном весеннем ветру рядом со сплошным, навевающем тоску, каменным забором.
– Нас допрашивал Седой лично. И поверь, никто из нас не держал губы сомкнутыми.
– Быстро ты согласился... Был кто-то еще?
– спросила я вглядываясь в широкоскулое лицо, было что-то в голосе сказочника, что выдавало неприязнь, не ко мне, а к словам которые произносила.
За спиной раздался похабный свист, надо полагать нас заметили. Свист сменила витиеватая ругань.
– Кто-то, - повторила я, - Алексий? Тина? Арсений? Нет?
– имена падали, как камешки в воду и по поверхности расходились круги, и по этим кругам я понимала что промахнулась, по лучикам морщинкам у глаз, по дрогнувшим губам, по прикрытым векам. Я читала баюна, как открытую книгу, а он и не думал скрываться. Не то имя, и снова не то. Имена, маски, лица.
– Пашка?
Он не отреагировал, совсем. И это отсутствие реакции хлестнуло меня подобно плети, - Пашка?
– повторила я.
"Тебя ищет Пашка. Звонить, отказывается. Требует лично"
– Я допрашивал чешуйчатую девку.
– Да, - в этот раз он не врал, - Но что-то было не так, как с остальными. Поэтому она сейчас психует на стежке. Ты не мог облажаться, а что мог?
– я словно не видела растекающихся чернильными кляксами зрачки напротив, - Допрос был, но до конца ли?
– Второй уровень. Всего лишь второй.
– Девушка, - позвали из-за спины, - Вы заблудились?
– нормальный вопрос, если бы только не мат и эпитеты рабочих.
– Почему? Пожалел?
– я продолжала смотреть на сказочника, - Твоя сила знает, что такое сострадание? Или ее чешуя блестела так ярко, что ты не смог отвести глаз?
– Сказок наслушалась что ли?
– он был насмешлив и ироничен, как всегда, вот только запах неуверенности...
– Я не успел. Просто не успел. На любой разговор нужно время. А нас вызвали пред светлейшие очи. И поверь, она тоже не молчала, когда Седой спрашивал. Хозяину отвечают все или умирают.
Не знаю почему, но эта фраза резанула меня, словно лезвием. Казалось, что еще чуть-чуть и я все станет ясно, факты легко встанут на свои места, и мне останется только удивляться, что эта простота не бросилась в глаза раньше.
– Именно так, - согласилась я, - Тебе не чем больше торговаться, - и я сделала шаг назад.
Несколько сантиметров под его напряженным взглядом. Судьбоносное движение, или я тогда так думала. Коричневый ботинок опустился на мягкую проминающуюся землю. Освященную землю. И...