На незримом посту - Записки военного разведчика
Шрифт:
Офицер в пенсне вынул из полевой сумки топографическую карту, поводил по ней пальцем, подозвал солдата и, передавая ему мой паспорт, сказал что-то по-чешски.
Солдат положил паспорт в фуражку и козырнул офицерам.
– У нас нет времени заниматься вами. Сим ведает господин комендант, сказал офицер. - Поезжайте!
Солдат щелкнул затвором винтовки и жестом руки приказал возчику двигаться.
Как быть? Малейшее подозрение коменданта - и расстрел...
– Дело серьезное, отец, - шепнул я крестьянину, - лошадь заберут,
– Это как же так? Живого человека ни за что ни про что - и в расход?
– Я слыхал, о чем шептались офицеры. В общем, если не хочешь раньше времени в рай, делай, что скажу, может, и вырвемся.
– Приказывай, все сделаю... Ах ты, боже мой, напасть-то какая...
– У моста придержи жеребца. Надо избавиться от конвоира. А тогда гони... Лошадь не подведет?
– Не сумлевайся... Как стегану, сам черт не догонит. Как только мы спустились к речушке, я внезапно нанес солдату сильнейший удар в челюсть. Винтовка выпала у него из рук, и он упал на землю. Я спрыгнул за ним, подобрал свой паспорт и на ходу вскочил в тарантас.
– Прихватить бы усопшего - и концы в воду, - крестясь, проговорил мужик.
– Говорю тебе, гони правее моста!
Возчик стеганул лошадь, тарантас пронесся через мелководную речушку, и позади остались огороды и курные бани. Разгоряченный конь стремительно мчал нас в гору, но хозяин придерживал его:
– Не загнать бы жеребца. Слезай. Пройдись малость.
Я спрыгнул на землю и, держась за тарантас, бежал рядом, пока дорога шла в гору.
Сверху село - как на ладони. И мы видим, что внизу уже тревога: от поповского дома в нашу сторону скакали всадники.
– Погоня! - вскрикнул крестьянин. - Садись!
Немилосердно настегивая лошадь, он гнал ее к лесу.
И когда из-за горизонта показались три всадника, размахивая над головами обнаженными шашками, я, не целясь, выстрелил из захваченной винтовки. Но не успел я ее перезарядить, как мы. были уже в лесу.
Проехав немного по извилистой лесной дороге, мы остановились и прислушались. Наши преследователи решили, видимо, прекратить погоню, опасаясь выстрелов из засады.
Выждав, мы пустили лошадь шагом и через час оказались на опушке леса. Вокруг многолетние дубы, некошеная трава, а дальше - ржаное поле до самого Шелашникова.
– Пронесло, отец!..
– Пронесло-то пронесло, - помолчав, ответил крестьянин, - да ума не приложу, куда теперь подаваться? Ведь моего жеребца в Исаклах даже малое дитя знает: первейшая лошадь в волости! Допытаются, и тогда я пропал. Меня жизни лишат, а семью по миру пустят.
Стащил с головы шапку, заскорузлыми пальцами поскреб затылок и как бы про себя вполголоса произнес:
– А что, ежели к товарищам в обоз? - Но сам испугался этой мысли и махнул рукой. - Не-ет! Отберут жеребца и спасибо не скажут. У них это запросто. Вот она, правда-то!
Я стоял возле его телеги, смотрел на него и думал, как
– Иди в обоз, лошадь не отберут. А винтовку оставь себе на память.
– Да кто же ты такой, скажи на милость? На красного не похож, а своей рукой белого солдата лишил жизни. Чудной какой-то, право слово, чудной!.. Можа, из тех, кто фальшивые деньги печатает? А? Задал ты мне думку, век не забуду твою подозрительную личность. Пропади ты пропадом со своей солью и с керенками, - с каким-то ожесточением произнес он и тронул лошадь.
– Спасибо тебе, добрый человек! - крикнул я ему вдогонку.
Но он будто и не слышал.
За семафором, у входных стрелок, меня нагнала санитарная летучка, а когда я подошел к деревянному перрону разъезда, там уже суетилось много людей. Худенькая сестра милосердия с красным крестиком на белоснежной косынке меняла лакированные туфли на каравай черного хлеба, пожилая дама предлагала шляпу с павлиньим пером, мужчина с бородкой "гвоздем" выменивал офицерские бриджи на жареную курицу.
Среди местных жителей и обитателей санитарного поезда, лузгая семечки, выделялись загорелые, дюжие, как на подбор, парии в пестрых деревенских рубахах, в сапогах военного образца и защитных брюках. Да это, наверное, разведчики белых, подумал я. Им ведь ничего не стоит захватить санитарный поезд, занять разъезд и держать его до прихода отряда. Надо предупредить командование!
Я забежал в кабинет дежурного и торопливо набросал на клочке бумаги: "Вне всякой очереди! Симбирск. Штарм, Тухачевскому и Куйбышеву, копия Бугульма комгруппы Ермолаеву. На разъезде Шелашниково конная разведка белых. От села Исаклы подходит пехотный полк с артиллерией. Дрозд".
– Немедленно передайте это по прямому проводу! - вместе с удостоверением контрразведки протянул я текст телеграммы начальнику разъезда.
Как пойманная птица затрепетала в руке начальника бумага, вот-вот, казалось, вырвется и улетит.
– Я не видел вашего удостоверения и депеши не видел и ничего не знаю, шепотом произнес он, возвращая мне текст телеграммы. - Немедленно уходите отсюда. Они уже контролируют разъезд и не спускают с меня глаз.
– Тогда передайте по селектору в Бугульму только два слова: "Шелашникове белые".
– Вас и меня прикончат на месте...
Бегу к главврачу санитарного поезда. Он не то завтракает, не то обедает.
– На разъезде белые разведчики. Нужно немедленно выбираться из ловушки...
– А вы уверены, что это действительно белоармейцы? - без тени волнения спросил он и, вытащив из-за воротника кителя салфетку, не торопясь вытер холеную бородку. - Любопытно!..
– Я их видел, и они, между прочим, вызывают не любопытство, а подозрение, - возмущенно заметил я.
– Но если это и так, любезный, они не имеют права задерживать санитарный поезд с международными знаками Красного Креста.