На ночь глядя
Шрифт:
Она говорила по телефону, сильно удивилась, увидев меня на пороге. Ждала кого-то, что так быстро открыла дверь? До этой секунды она смеялась, она шутила, но телефон выпал из её рук на кафельный пол прихожей, и женский звонкий хохот стих вместе с пластиковым ударом телефона об пол. Она набрала воздуха в лёгкие, но я ударил прежде, чем прозвучал её крик.
Она упала спиной на пол, кажется, ударилась затылком. Я быстро зашёл и закрыл за собой дверь. Помню, однажды к нам постучались соседи, когда мы громко трахались с ней. Слышимость тут и так слишком высокая, и необходимо сделать всё быстро, чтобы никто ничего не услышал. Тем более в такой поздний час, когда шум с улицы пропал совершенно, и можно различить чужое дыхание за стеной.
Я достал из портфеля скотч и быстро обмотал её рот, обернув несколько раз ленту за затылком и оставив лишь нос торчать поверх. Она замычала, но даже без скотча сделала бы это тихо. Когда я поднял её с пола за плечи, внизу уже растеклось небольшое кровавое пятно. Мелкие капли сползали по белокурым коротким волосам, быстро превращаясь в коричневую корку.
Пришлось оттащить её в большую комнату. Здесь стояли картины её авторства. Никогда мне не нравились. Слишком претенциозно. Эти портреты чересчур простые. Две линии и глупый чёрно-белый градиент. Такая безвкусица. Надо было ей сказать об этом раньше. Кровать как всегда не заправила, хотя я говорил, что это некультурно и некрасиво, даже если никто не ждёт гостей.
Я положил её на пол лицом вниз и замотал руки за спиной тем же скотчем. Её кулачки сложились в замок, и она немного согнулась, чтобы выворот плеч был не таким сильным. Её стоны стали чуть громче. Я пнул её в бок, надеясь, что это поможет, но стон стал лишь протяжнее, никак не тише.
– Помолчи, пожалуйста, а то они услышат, – шепнул я ей на ухо, пока переворачивал лицом к потолку, – не хочу, чтобы к нам опять стучались.
Из её глаз потекли скупые слёзы, смазывая тушь, нанесённую безобразно толстым слоем. Помада с губ стёрлась под скотчем. Она что, куда-то собиралась уходить? Куда можно уезжать так поздно? Неужели к нему?
Старался не думать об этом, но с каждой секундой у меня получалось всё хуже. Эта ревность не покидала меня ни днём, ни ночью. Я слишком поверил ей, чтобы сейчас не размышлять о том, как низко она со мной поступила. Да, я сильно обиделся, и мне хочется, чтобы она знала. Её взгляд был устремлён ровно на меня, зрачки тряслись, и блики бегали туда-сюда по её глазным яблокам. Как же сильно я любил её глаза.
Я достал из портфеля нож и наклонился над ней. Снег таял на плечах моей куртки, и вода с них капала на её побелевшее лицо, когда лезвие приблизилось к тонкому женскому горлу. Она могла лишь мотать головой, и мысленно я поблагодарил её за то, что она не стала опять мычать. Терпеть не могу, когда она так делала. Во время секса тот же звук, и мне он противен. Хоть и просил её так не стонать, но она продолжала. Делала всё, чтобы мне было неприятно. Никогда не встречал такой девушки, и это чистая правда. Я ненавидел её так же сильно, как и любил. Грязная сучья бл*дь!
Нож в её плечо вошёл легко и плавно. Кожа смялась, как полиэтиленовый пакет, когда я провернул лезвие вокруг оси. Она выгнула шею и зарычала. Зажав ей нос, чтобы убавить громкость, я достал нож и воткнул его в живот. Он вошёл так гладко, что и поверилось бы с трудом, если бы не красное пятно, быстро разрастающееся на белой майке, сквозь которую видно набухшие соски. Я посмотрел вниз, её шортики, еле закрывающие ягодицы, немного сползли. Она без трусиков. Небритый лобок показался на свет, и я, достав лезвие, ударил прямо туда. По моим зубам и дёснам прошла странная дрожь, словно сам ощутил её боль. Что-то под моим пупком сократилось и снова расслабилось. Она извивалась и пыталась освободиться, но быстро ослабевала, теряя кровь.
Наступила тишина, и лишь трение её одежды об пол звучало в комнате. Только поэтому стало слышно, что в прихожей что-то вибрирует. Я отпустил связанное тело и подошёл к двери. На её телефон кто-то звонил. Экран высветил мужское имя, и рядом с ним сердечко. С моим именем она никогда не ставила сердечко, а это было чёрным. Знаю, что она любит чёрный цвет. Я выключил телефон и положил его на тумбочку в прихожей.
Она лежала на полу и извивалась, как гусеница. Из её живота обильно вытекала кровь, а я не хотел, чтобы всё прошло слишком быстро. Тихо – да, но не быстро. Перевернул её на спину, коленом прижав к полу в районе живота. Навис над ней и смотрел прямо на её лицо. Скотч был так крепко намотан, что вокруг него на бледной коже щёк образовались красные набухшие пятна. Я ткнул в них ножом, вставляя лезвие всё глубже, водя кончиком по скулам. Она закрыла глаза и обмякла. Неужели упала в обморок? Кажется, да. Я приложил два пальца к её вене на шее и ощутил еле уловимый пульс. Отложил нож и похлопал её по щекам. Никакого результата. Что ж, это было ожидаемо.
Я встал и посмотрел на неё ещё раз. Она была так сексуальна, и резко нагрянувшая эрекция упёрлась мне во внутреннюю сторону штанин. В рюкзаке лежала маленькая пила, купил сегодня утром. Её лезвие было белым и блестящим, а ручка такая жёлтая, что резала глаза. Мда, забавно звучит.
Я начал с ног. Первые движения давались трудно, лезвие соскальзывало и постоянно норовило выскочить из вспотевших ладоней. Она открыла глаза, когда зубцы добрались до кости. Подняв голову, она опять громко замычала, и я кулаком с размаху ударил прямо в лоб. Опять бахнула затылком об пол. Сраные соседи снизу, небось, это услышали. Странно, что до сих пор не стали стучать. Я сделал рывок посерьёзнее, и пила начала справляться с костью. Мне хочется, чтобы эта мразь всё чувствовала. Моя боль не буквальна, но и легче она не кажется от этого. Мне было обидно, а теперь будет обидно ей.
Вторая нога пошла легче, и получилось справиться за меньшее время. Стирая рукавом пот со лба, заливший мне очки, я увидел, как она смотрит в потолок. Её грудь не поднимается, скорее всего, она уже умерла, жаль. Она мне нравилась. Помню, как листал её фото в приложении. Анкета была на английском. Я не знал английского, и какое-то время провёл в переводчике. Она искала какого-то друга для души. Соулмэйта [1] . А я не был религиозен и считал россказни про души полным бредом. Сказки, слишком глупые, чтобы в них позволительно было верить в наше время.
1
Soulmate – родственная душа.
Снял с неё майку, и небольшие груди разъехались в стороны. Такие себе, если честно. На фото она красовалась в лифчике, и сиськи смотрелись намного лучше. Мне кажется, именно на них я повёлся. Мне не было интересно, чем она занимается, но она всё время говорила про свои картины. Зря я делал вид, что слушаю внимательно и хотел бы послушать ещё. Надо было сразу сказать, что это всё глупости. Нашла бы лучше нормальную работу.
Шортики сползли ещё ниже, и я вспомнил, как впервые к ней приехал. Купил шоколад, и мы сначала потрахались, а потом пошли выпить. У неё оставалось немного шампанского, и мы в тот вечер сильно охмелели. Мне пришлось оттащить её на кровать и лечь рядом. Я не мог уснуть всю ночь, и лишь под утро закемарил. Её будильник был с самой надоедливой мелодией, и это первый раз, когда мне захотелось ударить. Я уже привстал и замахнулся, как она открыла глаза, потянулась и сказала «доброе утро». Я поцеловал её в лоб и пошёл умываться.
Самому смешно, как вспомню. И немного стыдно за то, что позволил себе влюбиться в неё. Было глупо слегка, и я даже друзьям не рассказал о ней, да и правильно сделал. Она того не стоила.
Кровь заливала пол, и мне следовало немного поспешить. Уже хочется спать, а мне ещё домой ехать. Я достал из портфеля во много раз сложенную сумку, сложил туда тело по частям и вытащил к балкону. Мне стоило больших усилий перевалить сумку через перила и скинуть вниз. Надо было сначала посмотреть, не ходит ли там кто-нибудь. Хотя вряд ли. Под её окнами даже тропинок как таковых не было, и всего метрах в двадцати от дома начинался пруд. Я умылся в ванной, спрятав кровавые разводы и капли с небритых щёк, немного заляпав очки. Вытерся её полотенцем и вышел из квартиры, просто прикрыв дверь так, чтобы она выглядела запертой. Чуть не забыл портфель внутри, схватил в последний момент. Опять.