На обочине нашего города
Шрифт:
— Хорошее занятие, — одобрил я.
Он пожал плечами, словно говоря: «Мне нравится это делать».
Я хотел выразить ему свою симпатию и умножить похвалы, но в душе понимал, что ему это не требуется и может только смутить его.
В эту ночь я видел во сне свою молодость — те дни, когда после войны я ворочал большими делами в Германии: продавал оружие подпольщикам Африки и католикам Северной Ирландии, а также отдельным группировкам повстанцев Южной Америки. Это было опасное занятие, но оно будоражило омертвелую душу. Если бы не определенные осложнения и мои собственные промахи, я был бы сегодня мультимиллионером. Впрочем, мне и так грех жаловаться: я обеспечен и имею возможность поддерживать других. Иногда я мечтаю о настоящем большом бизнесе, солидных предприятиях, раскинувших свои филиалы на разных континентах. Было время, когда я надеялся, что эту мечту когда-нибудь осуществит мой сын, но он, как видно, не собирается этого делать, и теперь уже сомнительно, чтобы сам я занялся этим.
Глава 8.
В сентябре или начале октября появляется мой сын Эмиль. Он одаривает меня своими визитами два раза в год: в сентябре и в марте. Иногда он звонит, но, если не считать этих двух мимолетных посещений, мы не видимся.
Когда он стучит в мою дверь, я весь напрягаюсь. Мне трудно переносить его. Каждая встреча с ним для меня нож острый. Спешу пояснить: в целом он ничем не отличается от большинства человеческих созданий — ни манерой поведения, ни разговорами. Напротив, можно охарактеризовать его как человека положительного и уравновешенного, вся беда в том, что как личность он полная противоположность мне. Некоторые свои качества, не стану отрицать, он позаимствовал и у меня, но всё прочее в нем от матери: телосложение, жесты, образ мыслей — всё. Когда он был моложе, я еще надеялся, что это как-то изменится. Не то чтобы я жаждал видеть в нем самого себя, но всё-таки хотел, чтобы он не столь явно напоминал мать. Эта надежда быстро рассеялась. Черты матери проступали всё отчетливей. Теперь он — ее полная копия. «Человек не имеет права быть копией!» — хочется мне воскликнуть в каждую из тех минут, когда он рядом. Эти черты, как видно, не подлежат истреблению. Они пустили глубокие корни в каждой его жилке и, что еще страшнее, в мыслях. Таких же мелочных и практичных, как у матери. Тот факт, что мой сын — владелец мини-маркета, казалось бы, не должен удручать меня. Многие достойные люди с развитым воображением и возвышенными устремлениями ведут мелкие дела — по собственному желанию или в силу обстоятельств. Человек может владеть мини-маркетом и быть значительной личностью. Но мой сын Эмиль насквозь, с головы до ног, мелкий торговец. По-моему, он обожает свое занятие и погружен в него с головой. Я мог бы успокоиться и сказать: прекрасно, человек доволен своим положением. Но что делать, если мысль об этом неотступно гложет и пожирает меня — да, систематически гложет и пожирает. Когда я просыпаюсь ночью, перед глазами мгновенно вспыхивает мучительная картина: Эмиль со своим мини-маркетом. И я содрогаюсь всем телом.
Ему было пять лет, когда я развелся с Фридой. Я видел его раз в неделю, иногда чаще. В эти краткие часы, отданные в мое распоряжение, я пытался посеять в его душе мои размышления и стремления. Иногда мне казалось, что он что-то усваивает, но годы, его мать, окружавшие его друзья сделали свое дело. Я не имел никакого влияния на его развитие. Не раз я задерживал его у себя до позднего вечера, чтобы он увидел море и наших людей. Я терпеливо внушал ему, что мы — я, а в силу этого и он — отличаемся от других людей. Отличаемся, потому что видели и слышали такое, чего другие люди не видели и не слышали.
Когда он был мальчиком, мои разговоры занимали и волновали его. Он то и дело задавал вопросы, и я с великим рвением множил и нагромождал слова. Говорил о благородстве, о возвышенном и свободном образе мыслей. Я объяснял ему, что на нас лежит ответственность за сохранение человеческого в человеке. Я любил его вопросы и в глубине души надеялся, что когда-нибудь, в один прекрасный день, он наберется мужества и восстанет против матери, придет ко мне или убежит из дома и станет жить в другом городе. Даже намекал, что, если он надумает поехать за границу, я помогу ему.
Но чем старше он становился, тем заметнее слабел его интерес ко мне. В его вопросах начала проскальзывать тень подозрительности. Это одновременно и бесило меня, и заставляло опускать руки. Но я еще не отчаивался. Одержимый желанием повлиять на сына, я лез из кожи вон, я так старался, что и самому себе начинал казаться выспренним и неестественным.
Год от года он всё больше походил на мать. Однажды, когда ему уже исполнилось семнадцать, он вздохнул и сказал:
— Папа, я не понимаю.
— Даже после того, как я объяснил тебе?
— Да, не понимаю.
— Чего ты не понимаешь?
— Ничего.
— Я готов начать с начала, — произнес я с невольным раздражением.
— Не нужно, папа. — Он улыбнулся, как будто поймал меня с поличным.
Я понял, насколько глубоко засела в нем мать. Топором не вырубишь.
Глава 9.
Когда он явился позавчера, мне вдруг показалось, что он сделался выше. Я знал, что в его возрасте уже не растут, и тем не менее глупейшим образом заметил:
— Ты подрос, не так ли?
Он опустил голову и ничего не сказал.
Мы не стали задерживаться в квартире и отправились в кафе. Отхлебнув кофе, я стал ждать, пока он изложит свою просьбу. Ему, как видно, нелегко просить. «Папа, у меня к тебе просьба», — начинает он обычно, и это слово — «папа» — более всего вгоняет меня в дрожь. На этот раз я откликнулся совершенно спокойно:
— Какая именно?
— Я хочу расширить мини-маркет, — без обиняков приступил он к делу.
— Каким образом?
— Есть возможность приобрести парфюмерный магазин, который примыкает к нему.
— Во что это обойдется? — Он назвал сумму. До сих пор он не отваживался заговаривать о таких деньгах.
— Нужно подумать, — сказал я.
Если бы каждое его слово и каждое движение не так безнадежно напоминало мать, полагаю, мне было бы легче разговаривать с ним. Это сходство, что поделаешь, действует на меня отвратительно.
Сегодня Эмилю тридцать. С годами в нас обоих развилась взаимная недоверчивость. Я, во всяком случае, приучил себя быть немногословным. Иногда мне кажется, что и он неразговорчив не только потому, что ему не хватает слов. Сидит, тупо вперив в меня взгляд или, наоборот, опустив глаза. Из него трудно вытянуть законченное предложение. Удивительным образом я тоже теряю возле него способность нормально разговаривать. С трудом выдавливаю из себя корявые отрывистые фразы, слова путаются, утрачивают смысл и порядок. Если уж быть откровенным до конца, в его присутствии меня охватывает настоящее смятение. Он хорошо сделал бы, если бы вообще не появлялся. Я встречаю его без малейшей радости и поневоле невнимателен к нему.
Внешность Эмиля может ввести в некоторое заблуждение. Он широк и крепок, как его мать, но далеко не так проворен. Реакция его всегда запаздывает. Иногда мне кажется, что все мои объяснения вообще отскакивают от него. Или застревают где-то на полдороге. Из-за этого ощущения я по два или даже три раза повторяю одно и то же — что, по-видимому, утомляет его. Но так же, как мать, он терпелив, бесконечно терпелив, трудно вывести его из себя.
Уже пять лет, как он женат. Детей нет. Я не спрашиваю, почему нет детей. Не люблю, чтобы копались в моей жизни, и не пытаюсь совать свой нос в чужую. Однажды, правда, он как-то мельком намекнул, что его жене не удается забеременеть. Я не стал интересоваться почему. Прежде, впустив его в квартиру, я предлагал ему чашечку кофе, мы сидели в гостиной и неторопливо отхлебывали его. Но постепенно я понял, что эта интимная обстановка не доставляет удовольствия ни мне, ни ему, гораздо лучше сидеть в кафе, в окружении посторонних людей.
Со временем я также понял, что и продолжительное пребывание в одном месте нежелательно. После часа в кафе мы перебираемся в ресторан. Вспомнив, что он хочет расширить свой мини-маркет, я спрашиваю:
— Это твоя инициатива?
— Моя, — говорит он, и счастливая младенческая улыбка озаряет его лицо.
— А ты не думал когда-нибудь о супермаркете? — принимаюсь я за свое.
— Нет.
— Большие начинания расширяют горизонты, не правда ли?
— Правда, — соглашается он и тут же прибавляет: — Если я приобрету эту парфюмерию по соседству, у меня появится дополнительный торговый зал, а это уже настоящий мини-маркет.