На острие
Шрифт:
Кое-где стояли диваны. На них, не смея изменить позу даже ради знакомства, замерли натурщики. Другие застыли, повиснув на паутине из веревок. Некоторые застыли в таких откровенно-бесстыдных позах, что я почувствовала жар в щеках. Он спускался ниже, к груди, так что оставалось только радоваться маске и толстому слою пудры — в огромных зеркалах на лице Госпожи Кошки, вернее, на нижней его части, не отразилось ничего. Даже глаза казались бездонно-скучающими.
— Хозяин, вы говорили, у этой натурщицы есть какая-то особенность?
— О
По залу прокатился вздох. Даже натурщики на мгновение забыли о необходимости сохранять неподвижность. От странных взглядов толпы хотелось провалиться прямо сквозь сверкающий пол.
— Так сколько же лет Госпоже Кошке? — один из «художников» подошел вплотную. Показалось даже что сейчас он протянет руку, схватит за подбородок и начнет поворачивать туда-сюда, чтобы получше рассмотреть.
Но тот ограничился только взглядом. Бесстыдным, пронзительным. Казалось, он проникает под маску и слой косметики, что для него нет преград и сейчас этот мужчина догадается, узнает и торжествующе вскрикнет, а потом потянется к коммуникатору, чтобы вызвать полицию.
— Что за невежливость! — губы господина Би изогнула улыбка. В ней не было ничего вежливого, скорее, она походила на лезвие острой бритвы. — Милая, не отвечай! Ты ничего не должна рассказывать о себе. Никому, — палец прикоснулся к губам, это напоминало крест, запретную печать. — Есть только Госпожа Кошка. И ее Тайна.
Я была ему благодарна. Пусть и вытащил меня перед всей этой публикой, без подготовки, но и не бросил одну. Стоял рядом, не давая оступиться. И это понимание, вера в то, что я не одна, что есть кто-то, на кого можно опереться, разлилось в груди сладкой истомой.
— Она прелестна в своей робости! — из-за мольберта вышел пожилой мужчина.
На возраст указывала седая, аккуратно подстриженная бородка и такие же ухоженные усы. Верхнюю часть лица скрывала широкая маска, расписанная аистами.
— Я буду ее рисовать! Сегодня же!
Лежащая в ворохе рассыпанных по полу подушек модель тут же встала — ее время истекло. Я же запаниковала, не зная, надо ли занять освободившееся место, или ждать указаний.
Это не укрылось от любопытных взглядов. Бородатый ненадолго отошел за колонны, к длинному ряду столов, уставленных закусками, и вернулся, держа в руках два высоких бокала:
— Видимо, я буду у вас первым, — он ухмыльнулся. Не пошло, а спокойно, как дед над шуткой маленького внука. — Прошу!
Жидкость в протянутом бокале искрилась от пузырьков. Я осторожно понюхала. В нос ударили мелкие брызги. Шампанское?
To, что пили родители по праздникам отличалось. И запахом, и цветом, и даже пузырьками. Какой-то элитный сорт? Наверное, надо выпить, иначе мужчина обидится и я ничего не заработаю.
Обхватив бокал покрепче, осушаю его длинными глотками. Залпом. И тут же потянулась за вторым.
Теперь смеялись уже оба: и художник, и господин Би. Нет, Хозяин. Здесь его так называют.
— Так лучше?
Я киваю, изо всех сил стараясь не чихнуть — пузырьки решили, что в ному им будет лучше, чем в желудке. И тут же спрашиваю:
— Как вас зовут?
Воцаряется нехорошее молчание, спешу исправиться:
— Как мне к вам обращаться?
— Мистер Маска, — он хмыкает в бороду. — Да, не оригинально, но я могу себе это позволить. Ну, вы готовы к сессии?
— Что… нужно делать?
В голове пусто то ли от шампанского, то ли от страха. Губы едва шевелятся, но даже это вызывает у мужчины умильные улыбки.
— Сюда, моя несравненная Госпожа Кошка!
24
Повинуясь указаниям, я замираю напротив мольберта. Мистер Маска меняет на нем листы, рассматривает столик с карандашами, красками и чем-то еще, необходимым художнику. А потом хмурится:
— Ты очень мило стесняешься. Но простого стеснения здесь недостаточно! Повернись чуть-чуть боком, да вот так. И, ради всего святого, сними уж эти жуткие колокольчики, в одних носочках ты кажешься беззащитной. Правую ногу на подушку…
Двигаюсь, как робот. Подчиняться вот так, без возможности отказаться или возразить, было странно. А Мистер Маска продолжал:
— Раздвинь полы кимоно. И второго тоже, да, вот так. Ногу сильнее согни, еще сильнее, чтобы бедро было видно…
Закусываю губу, чтобы скрыть смущение, и тут же получаю замечание. Никогда не думала, что изобразить безмятежность так трудно. В очередной раз поворачиваю голову и… застываю.
Вскрик Мистера Маски, чтобы не смела шевелиться, звучит где-то далеко-далеко. А я встречаюсь взглядом с Госпожой Кошкой.
Она улыбается, немного нервно, но улыбается. Ощущаю это собственными губами. Хочется дотронуться, убедиться, что все взаправду, но не смею даже пошевелиться.
Госпожа Кошка тоже боится. Суть наклонилась к выставленной вперед ноге, коленка острая, но мышцы красивые, зря я что ли, столько паркуром занималась?
Черная прядь падает на глаза, уменьшая обзор. Сразу кажется, что взгляды окружающих устремлены на меня, я кожей ощущаю маслянистые прикосновения. Сердце ухает и думается, что это мужчины подходят, чтобы облапать коленку, содрать одежду и…
Спокойно! Никто меня не тронет! Господин Би обещал! А чтобы видеть, достаточно чуть-чуть наклонить голову, вот так, Мистер Маска и не заметил!
Теперь снова вижу. Никто и не думает меня лапать, все заняты своим делом — рисуют, иногда отходя к столикам, чтобы взять бокал вина или, наполнив тарелку закусками, передохнуть на диване.
Натурщикам тоже нет до меня дела. У каждого своя работа.
Двое на кровати застыли в бесконечном поцелуе. Блестящие складки белья словно обливают тела не столько скрывая, сколько подчеркивая изгибы.