На острие
Шрифт:
Оставалось выбрать момент.
И все-таки, несмотря на решимость, умирать не хотелось. И я внимательно вслушивалась в слова Главы Клана, а потом в наставления, которыми одарял жениха и невесту каждый из старейшин.
Время шло, и вот уже к возвышению подошел священник. Его желтый наряд ярко выделялся на фоне черных костюмов саро, а бритая голова блестела в холодном свет ламп. Бубенчики, прикрепленные к посоху, позвякивали в такт неторопливым шагам.
Гости расслабились — пришло время насладиться красивой церемонией.
74
Бубенчики позвякивали уже возле стола Главы. Кажется, церемония начинается с благословения родителей? Я не помнила, да и не думала: куда важнее было вытащить иголку и воткнуть в… а куда? В висок? В шею? Или… проглотить?
Гортанный вскрик, какое-то движение и…
Посох священника скрывал длинный нож. Насколько помню — ритуальный, с его помощью саро отрезали себе пальцы и вспарывали животы. И теперь лезвие оказалось у шеи старшего Менети:
— Ни с места, иначе…
Присутствующие послушно замерли. Я тоже.
— Что тебе надо? — в дело вступил Рокано.
— Отпустите госпожу Лару. Она…
— Ах, вот оно что! — жених расслабился, а потом одним прыжком оказался за моей спиной. — А вот у меня другое предложение.
Чувствовать, как кожу холодит сталь, не очень приятно. А вот священник показался знакомым. Вспомнилось заключение и телохранители. Он приносил мне еду!
Значит, Кен где-то рядом.
Но где?
Мужчины грозно раздували ноздри и пытались предугадать действия противника. Первым не выдержал «священник»:
— Вы не посмеете! Она ваша невеста!
— Что с того? Кому нужна ее жизнь? Запись к родовой книге может быть сделана и после смерти. А потом мы расскажем, как свихнувшйися от неразделенной любви святоша ворвался на церемонию и убил счастливую невесту. Красивая получится сказка. Только грустная. Так что бросай нож! Все равно ничего не выйдет.
Значит, моя смерть не препятствие для свадьбы? Я чуть подалась вперед, слегка, но кожу оцарапало и по ней потекло что-то теплое. Кровь.
— Стой, дура! А то действительно прирежу.
— Какой занимательный разговор! — послышалось от двери.
На пороге, в окружении обнаживших мечи саро стоял Кен. В правой руке, так, чтобы видели все присутствующие, он держал какой-то жетон.
— Рокако! Отпусти ее, — прохрипел Глава Второго Клана.
— Но…
— У него Знак Большого Совета, болван. Смирись пока. Чуть позже мы…
— Ах да… — Кен вежливо поклонился собравшимся, — забыл сказать: спасибо за шоу! Большой Совет получил удовольствие, наблюдая за этим фарсом!
И ткнул пальцем в пуговицу на одежде священника.
— Сволочь! Ты все снимал!
— Хуже, — Кен одним прыжком взлетел на возвышение и заставил Рокано убрать оружие. — Я вел прямую трансляцию.
— Сволочь.
Отани пожал плечами и повернулся ко мне:
— Госпожа, вам нужно покинуть это место. Большой Совет назначил расследование по поводу вашего похищения и…
— Лучше бы он назначил расследование по поводу смерти ее матери!
Менети Джун усмехнулся и одним глотком осушил рюмку с чем-то прозрачным. И налил еще.
— Думаешь, хорошо будет девчонке в доме того, кто убил собственную дочь?
— Ты… — прошипел Кен, но между ним и Главой выросли телохранители.
Отани тащил меня к двери, а вслед летел хриплый смех, и было непонятно, чего в нем больше: страха, или злорадства.
— Стой! — я, наконец, сумела вырвать руку из захвата. — Объясни, что происходит!
— Потом! Сейчас надо убираться отсюда!
И он снова поволок меня по бесконечным коридорам.
— Не пойду! — упираться было бесполезно, но я старалась. Наконец, Отани не выдержал, распахнул ближайшую дверь и толкнул меня внутрь.
— О чем вы желаете поговорить, моя госпожа?
Но я уже забыла. Ярость, так и не выплеснувшись, свернулась клубочком и замурчала, как пушистый котенок.
В комнате не было ничего, кроме глубокого кресла и огромного, во всю стену окна.
— Нас не увидят, здесь стекла односторонние, — по-своему понял Кен.
Но мне было не до «увидят — не увидят».
За окном, играя миллиардами солнечных бликов, дышало волнами море. Накатывалось на песчаный берег и отступало, чтобы через мгновение снова ластится к земле с поцелуями. Я его даже слышала! Ровный, мерный плеск волн. Крики белых птиц, что боролись с ветром над самой водой. И понимала, почему в книгах океан называли… стихией.
— Никогда не видела моря? — кажется, Кен удивился.
— Откуда звук? — спросила, досадуя, что Отани лезет с разговорами.
— Динамики. Это не запись.
— Можно… выйти?
До боли, до стона захотелось очутиться на берегу, утонуть ногами в горячем песке, почувствовать прохладу воды. Интересно, она на самом деле соленая?
— На берег — нет. Пока неизвестно, насколько опасен океан. Это одна большая запретка. Мы можем только любоваться.
В голосе Отани слышалось сожаление. Он… тоже хочет туда?
— Тогда… позволь просто посмотреть, — я осторожно, боясь спугнуть момент, опустилась в кресло.
— Нужно уходить, — голос дрогнул. Кен не уверен?
— Совсем немного!
— Хорошо. Только недолго.
— Чуть-чуть, — отвечаю одними губами, растворяясь в пронзительной синеве неба, в слепящем солнце и шорохе переменчивого моря. У берега оно серое, с белыми бурунчиками на волнах, но чем дальше, тем глубже синева, иногда прорезаемая зеленью таких чистых оттенков, что хочется взять в руки кисть.