На острие
Шрифт:
Бентон Дэвис также отдал «Блумфилд-Вайс» значительную часть своей жизни. Этому высоченному афроамериканцу атлетического сложения было уже под пятьдесят, и последние десять лет он работал в лондонском отделении фирмы. Дэвис был всегда безукоризненно одет, и его волновали не столько ежедневные усилия сотрудников сорвать куш побольше, сколько высокие материи. Однако билеты в оперу, превосходный дом в Холланд-Парке, дорогая одежда и коттедж с виноградником требовали крупных бонусов, и Бентон никогда об этом не забывал. Хотя титул главы лондонского отделения звучал весьма внушительно, Бентон,
Третьим из присутствующих в комнате боссов был Тарек аль-Сиси – большой друг Кальдера и, судя по всему, владелец партии Гомеров Симпсонов. Он был третьим сыном в семье торговца из Саудовской Аравии и весьма способным трейдером.
Тарек раньше возглавлял группу, которой теперь руководил Кальдер, а год назад стал директором департамента фиксированных доходов. Во время работы в одной группе они являли собой мощную команду: агрессивная манера ведения дел Кальдером хорошо дополнялась тонкостью и интуицией Тарека. Они очень уважали друг друга. Кальдер многому научился у Тарека и скучал по тем дням, когда они непрерывно подкидывали друг другу новые идеи.
Тарек все еще продолжал работать над укреплением и расширением своей политической базы. Кальдер напрямую подчинялся ему, как и все другие трейдеры в Европе. Все, за исключением Карр-Джонса. Лондонский отдел деривативов отчитывался непосредственно перед соответствующим отделом в Нью-Йорке. Хотя Бентон Дэвис формально считался большим боссом, никому, кто имел хоть малейший голос на фирме, не приходило в голову перед ним отчитываться. Власть и влияние в «Блумфилд-Вайс», как в королевском дворе XV века, постоянно переходили из рук в руки. Но если во время войны Алой и Белой розы власть в итоге находилась в руках военачальника сильнейшей армии, то в «Блумфилд-Вайс» она всегда принадлежала человеку, приносившему фирме наибольшую прибыль.
Таким человеком был Карр-Джонс.
– Я пригласила вас для того, чтобы обсудить жалобу Джен, – начала Линда. – Очень часто подобные проблемы решаются во время встреч один на один, что позволяет избежать весьма болезненных для всех расследований. – Произнеся эти слова, она посмотрела на Джен. Та сидела на самом краю кресла, сжав ноги и положив руки на колени. Ее кейс стоял рядом. – Может быть, ты расскажешь нам, что произошло?
– Все изложено в заявлении, – ответила Джен. – Джастин обвинил меня в том, что я сплю с Алексом, и я нашла его слова глубоко оскорбительными. Тем более что они были лишь последними в серии подобных замечаний.
– Постойте. Это, если я не ошибаюсь, случилось в баре? – произнес Бентон Дэвис.
– Да.
– То есть за пределами территории «Блумфилд-Вайс»?
– Насколько я понимаю, в делах подобного рода это не имеет значения, – проговорила Джен, глядя на Линду.
Та ответила едва заметным кивком.
– И вы пили? Так же как Джастин и Алекс Кальдер? – продолжал Бентон Дэвис.
– Да, – ответила Джен.
– Ведь вы трейдер, не так ли? И разве вам не приходится постоянно слышать подобные комментарии в торговом зале? – В голосе Бентона можно было уловить нотку недовольства. Он происходил из более культурной страты корпоративных финансов, и его очень редко можно было увидеть в торговых залах.
– Да, подобное случается, – не стала отрицать Джен. – Но это вовсе не означает, что так должно быть.
Кальдер посмотрел на Линду Стаббс. По мере того как Бентон Дэвис продолжал задавать вопросы, она чувствовала себя все менее комфортно, но держала рот на замке. Ведь Линда была одной из немногих, кто держал ответ непосредственно перед Бентоном.
– Вам не кажется, что вы страдаете излишней впечатлительностью?
– Я так не считаю. – чуть хрипло ответила Джен. Бентон был важной фигурой, и для нее наступал решающий момент.
– Бросьте. Ведь мы живем в двадцать первом веке. Для того чтобы работать трейдером в «Блумфилд-Вайс», надо иметь твердый характер. Это известно всем и каждому. Я знаю, что два последних года в Лондоне были для вас довольно трудными, вам не удалось добиться успеха в группе деривативов, но это осталось в прошлом и теперь не должно давить на вашу психику. Думаю, вам стоит забрать жалобу, взять пару недель отпуска и затем вернуться на службу. А мы тем временем посмотрим, что можем для вас сделать.
Лицо Джен залилось краской, и она резко бросила:
– Нет! В Нью-Йорке, до того как меня перевели сюда, у меня все получалось прекрасно. И в группе деривативов я могла работать хорошо, если бы Джастин мне позволял. Но он делал все, чтобы подорвать ко мне доверие, постоянно ко мне придирался.
– Я прекрасно понимаю ваши чувства, – отозвался Бентон. – У всех были неудачные периоды в работе. Но это не должно толкать вас на мелочную мстительность.
– Это не мстительность! – выкрикнула Джен, как показалось Кальдеру, на пару тонов громче, чем следовало.
В помещении повисла тишина, и все взоры обратились на нее. Всплеснув руками, она умолкла, ее подбородок задрожал, а из глаз покатились слезы. Алексу страшно хотелось ее обнять, но он опасался, что это только ухудшит дело, подчеркнув слабость девушки. Кальдер с самого начала решил оставаться в стороне, но сейчас понял, что ему следует что-то сказать.
– Заявление Джен абсолютно ясное. Может, стоит выслушать, что думает Джастин?
– Мне представляется, что на этой фазе дискуссии мы изучаем вопрос, каким образом можно избежать формального расследования, – хмуро произнес Бентон.
– Возможно, Джастин готов принести свои извинения? – продолжил Кальдер.
– В этом нет необходимости, – ответил Бентон.
Проигнорировав замечание начальства, Кальдер спросил:
– Что скажешь, Джастин?
– Мне не за что извиняться, – не меняя позы, ответил Карр-Джонс.
– Ты же не станешь отрицать, что обвинял Джен в том, что она со мной спит?
– Я ничего не отрицаю, но ничего и не подтверждаю, – ответил Джастин. – Но я знаю точно, что мы здесь зря тратим время. Все это вышло за какие-либо разумные границы. – Он посмотрел на часы и закончил: – Не знаю, как вы, парни, но меня ждут дела. Может быть, давайте закругляться?