На острие
Шрифт:
«Привет, Жан-Люк. Ты все еще продаешь ВТР?»
Мартель улыбнулся и пробежал пальцами по компактной клавиатуре «блэкберри»:
«Да. И намерен продолжать».
Через мгновение поступило новое послание:
«Утверждают, что Италия просто не может выйти из еврозоны. Это неконституционно».
Мартель тут же набрал ответ:
«Да, так они говорят. Но у меня в Милане есть юрист-профессор, который утверждает обратное. Хочешь получить его доклад?»
Мартель со все возрастающим волнением ждал ответа. Его раздражало, что самые крупные игроки хеджевых фондов не воспринимали его как своего.
Ответ пришел лишь через несколько минут:
«Присылай».
Мартель радостно ухмыльнулся и окинул взглядом разбросанные по кабинету груды бумаг. Это помещение начинало свою жизнь как роскошный директорский офис, с мягкими коврами и дорогими предметами искусства, однако вскоре вся роскошь погибла в водовороте неуемной энергии владельца кабинета. Чуть ли не на каждом квадратном дюйме стены красовались вырезки из газет, фотографии, карикатуры, написанные от руки афоризмы, экраны для разного рода презентаций и разнообразные схемы с начертанными на них стрелами, характеризующими торговую стратегию фонда. Девять десятых поверхности пола и письменного стола скрывались под бумагами, а по углам комнаты хранились гантели. Вся посвященная Италии информация была сосредоточена на небольшом столике из стекла и нержавеющей стали, а также на ковре. Мартель нашел доклад миланского профессора (валялся неподалеку от одной из принадлежащих супруге индейских ваз), нацарапал записку и оставил за дверью кабинета, на рабочем месте помощника. Вернувшись за свой стол, он посмотрел на украшавший противоположную стену портрет жены, казавшийся очагом безмятежности в пучине хаоса. Картина была прекрасной, как и изображенная на ней дама. Может быть, стоит пригласить художника для того, чтобы тот запечатлел хозяина кабинета за письменным столом в процессе работы здесь, на вершине мира? Запечатлел именно в тот момент, когда он проводит торговую операцию, призванную изменить ход истории. Во всяком случае, подумать об этом стоило.
Мартель посмотрел на девятнадцатидюймовый плоский экран в самом центре его стола. Выделенные на мониторе цены итальянских государственных облигаций то немного опускались, то снова поднимались. Жан-Люк понимал, что разглядывание цифр – всего лишь пустая трата времени, но иногда, особенно по утрам, ему хотелось насладиться их видом. Однако барометр ВТР вдруг засветился ярче и цены на итальянские облигации упали сразу на три четверти пункта. Чтобы понять, почему это случилось, Мартель обратился к сайту агентства Блумберг. Он поступил верно, так как на сайте одной строкой высветилась новость:
«Лидер правой Демократической национальной партии Массимо Тальяфери заявил, что бывший министр финансов Гвидо Галлотти начал свою избирательную кампанию с поддержки его программы. Галлотти известен как активный сторонник выхода Италии из Еврозоны».
Тальяфери владел одним из самых больших в Италии холдингов и слыл чрезвычайно энергичным человеком. На предстоящих выборах он казался явным аутсайдером. Однако впервые за последние годы вполне вменяемая партия произнесла вслух то, что ранее произнести было невозможно. Она обратила внимание на ненадежность пребывания Италии в Еврозоне. Рынок облигаций испуганно вздрогнул, но Мартель решил продолжать игру.
Он нажал кнопку интеркома и произнес:
– Привет, Энди! Давай ко мне.
Через несколько мгновений в офисе возник молодой человек. Энди был исключительно способным трейдером и занимался только облигациями. Парень ухмылялся от уха до уха.
– Полагаю, вы уже слышали новость, босс?
– Слышал и только что говорил с Уолтером Лессером. Он проявил интерес.
– Какую прибыль мы получили? – спросил Энди. – По моим подсчетам, мы продали уже почти на сто миллионов.
– Получили ли мы прибыль? – переспросил Мартель, вскинув брови и глядя в упор на подчиненного. – Получили ли мы прибыль? А ты как полагаешь?
Энди молчал. Он понял, что совершил ошибку, но обратного пути уже не было.
– Вообще-то дела шли нормально, но я подумал…
Мартель, резко оттолкнувшись вместе с креслом от стола, вскочил на ноги.
– Ты что, меня не слушаешь? – спросил он и принялся расхаживать по своему любимому маршруту вдоль окна, которое оставалось свободным от наклеек и бумаг.
Ростом Жан-Люк был выше двух метров, и для того, чтобы оказаться у дальней стены, ему требовалось сделать лишь три-четыре шага. Хотя сорок пять ему уже исполнилось, он держал себя в отличной форме. Его лицо покрывал ровный загар, кожа под благотворным воздействием горного воздуха оставалась гладкой, а в темных волосах только начинали появляться отдельные блестки седины. Мартель поддерживал физическую форму постоянными упражнениями, и его драйву и энергии мог бы позавидовать более молодой человек.
– Мы вовсе не собираемся ограничиться какой-то парой миллионов, – продолжил он. – Возможности, подобные этой, представляются не каждый день. Это сделка столетия или даже тысячелетия. Италия скоро рухнет. Ее экономика ни к черту, правительство никуда не годится, а рынок облигаций подорван. Через два месяца страна выйдет из зоны евро. – Мартель, ускорив шаг, принялся размахивать руками.
Когда начиналось подобное шоу, Энди постоянно ждал, что босс вот-вот споткнется о какую-нибудь кучу мусора на полу кабинета, но этого не случалось. Неожиданно Мартель замер и устремил на Энди взгляд своих слегка выпуклых глаз.
– А когда это дойдет до всех, ты знаешь, что произойдет с итальянскими государственными облигациями.
Энди уже исполнилось двадцать девять, он имел степень магистра делового администрирования и за год работы на Уолл-стрит успел получить семизначный бонус. Он поднял глаза на возвышавшегося над ним француза и подумал, что тот в который раз обращается с ним как с пятилетним несмышленышем. Энди ненавидел подобное к себе отношение со стороны босса, однако ему ничего не оставалось, кроме как попытаться ублажить Жан-Люка.
– Цены упадут, – проговорил он.
– Да, цены упадут. И рухнет еще кое-что. Ты слышал о Петербургском парадоксе?
– Нет. – Энди помнил, что Мартель как-то рассказывал ему об этом, но он тогда не очень его слушал.
– Он объясняет все, – сказал босс и пустился в сложное разъяснение сути Петербургского парадокса Бернулли.
Мартель довольно долго толковал что-то о проблемах торговых прибылей, которые возрастают по экспоненте, и закончил речь вопросом:
– Ты понял?
– Да, – ответил Энди, хотя, по совести говоря, не увидел никакой связи между Петербургским парадоксом и ценами на итальянские государственные облигации в XXI веке.
Мартель повернулся к сверкающим под ранним утренним солнцем снежным склонам и спросил:
– Итак, как же нам следует поступить?
Энди уже знал ответ:
– Нам следует продавать.
– Верно. Я хочу, чтобы к завтрашнему утру мы продали еще на два миллиарда.
– На два миллиарда?! Да рынок просто убежит от нас при такой сумме!
– Приступай к работе, – отвернувшись от окна, распорядился босс, и Энди покинул кабинет.
Мартель улыбнулся ему вслед. Он знал, что Энди – отличный трейдер, но у него был один недостаток: он никогда не знал, когда следует выходить на рынок по-крупному. Очень мало людей одновременно обладают способностью к взвешенному суждению и имеют достаточно смелости для решительных и масштабных действий. Эти способности совмещал когда-то Джордж Сорос, а сегодня – Жан-Люк Мартель.