На острие
Шрифт:
– Нет, – ответил Кальдер.
– Лучшего снега нет во всем мире. Я с удовольствием вам все покажу. Добывайте ботинки и лыжи, и мы встретимся на моем ранчо завтра в час дня.
– С нетерпением буду ждать этого момента, – ответил Кальдер, и прежде чем он успел опомниться, его выпроводили на улицу.
Алекс ждал, что Мартель попытается уклониться от разговора, и не знал, радоваться ли тому, что Жан-Люк готов посвятить ему столько времени, или насторожиться. В итоге он нашел компромисс, пообещав себе не терять бдительности.
Мартель, стоя у окна в коридоре офиса, наблюдал, как Кальдер садится в машину.
Мартель направился в торговый зал. Как жаль, что Кальдер не единственная его проблема! Атмосфера в зале была напряженной. Работа практически стояла, и так продолжалось вот уже целую неделю. Все ресурсы фонда «Тетон» были брошены на одну сделку – операцию с Японией. Они исчерпали свой лимит у всех брокеров, с которыми имели дело, и продали практически всю ликвидность, чтобы собрать средства и покрыть потери. Теперь им ничего не оставалось, кроме как сидеть и ждать. Когда он находился в зале, все молча смотрели пустыми глазами на экраны или вели бессмысленные телефонные разговоры. Одним словом, сотрудники делали все, чтобы избежать его взгляда или гнева.
Индекс «Никкей» за пару последних дней вырос на двести пунктов – до шести тысяч семисот. Но это было еще очень далеко до среднего уровня в восемь тысяч, на который делал ставку Мартель. Двести пунктов высвободили кое-какие средства, что, конечно, следовало приветствовать, но этого явно не хватало, чтобы покрыть те финансовые требования, которые неизбежно должны были последовать.
Сегодня среда. Очередной понедельник будет последним днем месяца, и «Блумфилд-Вайс» произведет переоценку облигаций «ДЖАСТИС». Если рынок не продемонстрирует серьезного роста, переоценка покажет существенные потери. Поскольку банк «Блумфилд-Вайс» кредитовал фонд «Тетон» для покупки этих облигаций, он потребует дополнительных выплат, чтобы компенсировать падение стоимости своих коллатералей. Это составит по меньшей мере пятьсот миллионов долларов. Если Мартель не найдет средств, фонд «Тетон» рухнет через несколько дней. Для самого Мартеля это будет полной катастрофой, и не только для него. Его позиции были настолько массивными, что крушение фонда могло поколебать всю финансовую систему. Фондовый рынок Японии испытает настоящее потрясение, когда трейдеры Мартеля начнут ликвидировать позиции, чтобы получить необходимые средства. Все это только ухудшит положение. На рынке начнется паника, и потери фонда значительно превысят его капитал. Брокеры тоже потеряют сотни миллионов. Всех ждет подлинная кровавая баня.
Мартель печально улыбнулся. Может быть, он останется в истории как человек, который обрушил не только евро. Он может оставить серьезные вмятины на всей финансовой системе.
Пять дней. Викрам возвращался из Лондона через Нью-Йорк, но то, что он сообщил по телефону, не оставляло никаких надежд на очередную сделку с группой деривативов «Блумфилд-Вайс» или с кем-то другим. Однако имелись два варианта, которые гипотетически спасли бы Мартеля. Индекс «Никкей» мог подскочить на тысячу пунктов или около того. Маловероятно, но возможно. Или ему удастся добыть средства на то, чтобы удовлетворить требования «Блумфилд-Вайс».
Мартель глубоко вздохнул и позвонил в Цюрих Фредди Лангхаузеру.
– Жан-Люк? Как дела? – Лангхаузер отказался от французского, решив ублажить Мартеля более демократичным американским говором.
– Прекрасно, Фредди, прекрасно. В грядущем месяце мы надеемся снять большой урожай. Если ты сможешь поскорее убедить своих парней, то как раз успеешь к раздаче.
– Я пытаюсь, – ответил Фредди. – Но эти люди, как тебе известно, никогда не торопятся.
– Я уверен, что в следующем месяце мы сможем получить двадцать процентов. И это будет потрясающим началом.
– Знаю, знаю. Но меня все же кое-что тревожит. – Фредди явно колебался, продолжать или нет. Мартель закрыл глаза. Он знал, что за этим последует. – На рынке циркулируют кое-какие слухи.
– Слухи?
– Да. Говорят, что фонд «Тетон» имеет массивные позиции в японских ценных бумагах и что вас ждут серьезные потери.
Мартель, выдавив смешок, произнес:
– Тебе прекрасно известно, что вокруг нас постоянно крутятся какие-то слухи. Люди завистливы.
– Значит, за этими слухами ничего не стоит?
– Я не стану отрицать, что мы имеем там довольно серьезную позицию, поэтому и рассчитываем в следующем месяце на крупную прибыль. Правда и то, что японский рынок шел вниз. Но с каждым днем он становится все более и более изменчивым, что, как ты понимаешь, работает в нашу пользу. Многие наши операции связаны с опционами, а когда рынок обретает неустойчивость, цены опционов возрастают. Впрочем, это ты и без меня прекрасно знаешь.
– Понимаю, – произнес Фредди.
Фредди Лангхаузер являлся сотрудником частного банка и никогда не проводил операций с опционами. Теория опционов с ее греческим алфавитом, бесконечными исчислениями и не поддающимся переводу жаргоном внушает большинству банкиров смертельный ужас. Волатильность рынка на самом деле отрицательно влияла на облигации «ДЖАСТИС», но Мартель не сомневался, что Фредди этого не поймет.
– Время еще есть, – сказал Мартель. – Если ваш клиент к понедельнику согласится инвестировать, мы рассчитаемся с ним по ценам конца месяца.
В этом случае он может успеть перевести полученные от «Артсдален» средства в «Блумфилд-Вайс». Хотя времени все равно будет в обрез.
– Спасибо, – ответил Лангхаузер. – Я посмотрю, что можно сделать.
Мартель положил трубку и устремил взгляд на белоснежные вершины гор. Его бесконечно восхищали их незыблемость, сила и постоянство.
Да, кое-какие шансы у него еще оставались.
Ранчо Мартеля оказалось не таким большим, как предполагал Кальдер, но зато располагалось в потрясающе красивом месте. Солнечные искры сверкали в быстром потоке Змеиной реки, а справа и слева от ранчо вздымались высоко в небо пики хребта Тетон. У входа его встретила горничная, явно латиноамериканского происхождения, и провела через огромную комнату. Высотой она была метров девять, а потолком служила обшитая деревом крыша дома. Один конец этого зала был декорирован как гостиная, а в другом стоял массивный обеденный стол с бронзовой люстрой над ним. Стол был сервирован на три персоны. В помещении имелось два камина, сложенных, как показалось Кальдеру, из речных валунов. В обоих очагах бушевало жаркое пламя. Из окон зала открывался вид на реку и горы.