На острове Колибрия
Шрифт:
Эльга Хольберг привстала с радостным восклицанием, но Доббинс, наименее пораженный из слушателей митрополита, жестом заставил ее вновь сесть в кресло.
Билли держался около Загоса.
– Жаркая бомбардировка, – шепнул он ему, – и заговорили самые большие пушки!
С лица ошеломленного короля сбежала вся краска. Потом оно снова залилось пурпуром – скорее апоплексическим, нежели царственным:
– Что это значит, ваше преосвященство? Вы отказываетесь? – Узлы вен надулись на висках его величества. – За это вы будете смещены!
– Я исполняю свой долг, – сказал митрополит.
– Вы – подданный моей короны!
– Я – пастырь божий.
Барон поспешил выступить примирителем:
– Ваше преосвященство, мы знаем каноны, и мы восхищаемся вашей смелостью, но ведь здесь замешана безопасность государства.
– Я исполняю свой долг, барон.
Раслов в упор посмотрел на него, потом повернулся и шепнул что-то на ухо королю.
– Вот именно! – воскликнул Павел.
Он протянул вперед руку. Дрожащим пальцем он указывал на золотой наперсный крест митрополита:
– Если так, то, клянусь этим крестом, там, где церковь изменяет мне, поможет закон. Достаточно будет одной гражданской церемонии: канцлер обвенчает принцессу с ее королем!
Митрополит смотрел мимо него на дверь. Там раздался чей-то жалобный голос, и с растерянным видом вошла Ксения Полоц.
– Ваше величество, принцесса увидела в окне американца, – взволнованно заговорила она. – Принцесса думает, что он в опасности. Она требует, чтобы я привела ее сюда. Что мне делать?
Крестьянка говорила на местном языке. Билли понимал ее, но Доббинс вопросительно переводил взгляд с нее на короля.
– Вы говорите по-французски? – спросил он крестьянку.
– Qui, monsieur. – Она сделала реверанс – В швейцарской резиденции, monsieur, покойного герцога Во…
– Что вы там говорите про принцессу? – закричал король. – Я позабочусь об этом сам!
Не удостоив никого из присутствующих взглядом, он покинул комнату.
Копперсвейт рванулся за ним, но Доббинс удержал его, обняв рукой своего крестника.
– Что она сказала? Билли перевел ему.
– Тогда, – сказал Доббинс, – я прошу тебя не ходить в сад.
– Я пойду!
– Если ты пойдешь, ты… ты… только попадешь опять под замок.
– Не все ли мне равно?
– Тогда я не смогу защитить тебя.
– Защищать меня! А вы меня раньше защищали?
– Барон, – кротко сказал Доббинс, – не угодно ли вам пройти за его величеством и посмотреть, чтобы не случилось чего-нибудь с ее высочеством?
Барон улыбнулся.
– Что же могло бы с ней случиться?
– Я прошу этого, – объяснил Доббинс, – как гарантии за благополучие мистера Копперсвейта.
– Вы думаете, что я поверю ему? – спросил Билли.
– Барон даст мне свое слово. Если он его не сдержит, я буду действовать официально и открыто.
Раслов пожал плечами.
– Это в высшей мере смешно, но если это поможет окончить этот нелепый спор…
– Поможет, – тотчас подтвердил Доббинс. Знакомая загадочная улыбка Раслова заиграла на лице премьера. Он как будто хотел сказать: «Чего не сделаешь, чтобы ублажить сумасшедшего!» Он вышел вслед за своим господином.
Доббинс мгновенно преобразился. Он уже не крутил свои нафабренные усы, не поглаживал крашеные волосы – все эти манеры были оставлены. Он резко заговорил:
– Билли, Загос, будьте добры отвести миссис Миклош, – быть может, мне следует сказать графине Иваници – на минуту в переднюю. Ваше преосвященство, окажите мне честь, оставшись здесь.
Глава XXVI. Пределы преданности
– Его величество, – объявил барон, – гуляет, чтобы успокоиться, в парке; он, конечно, немного взволнован. Ее высочество осталась в саду. Надеюсь, что я не заставил вас слишком долго ждать.
Входя, премьер проявил некоторое удивление. В передней он видел Загоса с норвежкой, а в башне застал только митрополита и Доббинса.
– Не слишком долго, барон, – заверил его последний и закрыл дверь. – Король Павел, – в его тоне звучало вежливое одобрение, – является, как я вижу, обладателем превосходных портретов. Это, если не ошибаюсь, покойная герцогиня Водена?
– О да.
– Сходство велико?
– Весьма.
– Гм! – Доббинс внимательно рассматривал холст. – Скажите… гм… вы когда-нибудь сравнивали этот портрет с чертами короля Павла?
Митрополит опять стоял спиной к разговаривавшим перед иконой святой Ариадны. Раслов с трудом сохранял вежливый вид при последних, казалось, так мало уместных вопросах Доббинса.
– Право, мне кажется…
– Я сравнивал. И результат очень интересен. Проявите минуту терпения к теории, которую я разрабатывал всю жизнь. Взгляните на нос герцогини: "ненормально длинный носовой хрящ, короткая верхняя челюсть и маленькие крылья носа. Этой даме трудно было бы улыбаться.
– Герцогиня, – сказал Раслов с явным раздражением, – отличалась очень любезным характером.
– Совершенно верно. Длинный нос; он во всех отношениях составляет противоположность носу короля Павла.
– У короля нос такой же, как у герцога.
– Такой же, как у среднего типа современных колибрийцев, и не такой, как у древних Стратилатосов.
Брови барона нахмурились.
– Герцог был Миклош.
– А герцогиня из Саксен-Гессен-Нассауского дома. – Доббинс подошел к премьеру. – Барон, могу вам сказать, что дети мужского пола наследуют нос матери – не всегда в точности, но всегда в существенных анатомических чертах. Заметьте: всегда и неизменно! Я знаю это, потому что сам открыл это правило. Тут есть тонкие подробности, которых вы не поймете, но таков закон природы. – Он всунул руки в карманы брюк и, не моргая, уставился на Раслова. – Король Павел не сын герцогини Водены.